Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Сейчас нужно позвонить ей, — сказал он себе, — спокойно спуститься вниз и рассказать о встрече в библиотеке. Затем выпить по бокалу шампанского за состоявшуюся сделку… и незаметно прикрепить «клеща»… вот только куда?»
Платье? Самый простой вариант, но что, если Катарина отправится на встречу со связником не сразу, а заедет домой и переоденется? Сумочка? Она с ней почти никогда не расстается, но зато тщательно проверяет. Туфли? Катарина меняет их чаще, чем носовые платки. Нет, похоже, что сумочка — единственный надежный вариант, только нужно каким-то образом спрятать «клеща» под подкладку.
Размышляя таким образом, Андрей медленно шел по коридору, уводящему от библиотеки в западное крыло дома. Веселье внизу было в самом разгаре: с первого этажа доносились звуки музыки, смех гостей и звон бокалов. Здесь же, наверху, не было ни души: Беленин позаботился о том, чтобы встреча заговорщиков прошла вдалеке от посторонних глаз и ушей.
Вдруг перед ним, как чертик из табакерки, вырос ражий молодец в белой косоворотке, двойник Валентина с парковки.
—Заблудились, милостивый государь? Позвольте проводить в залу.
Молодец улыбался во все тридцать два зуба, но что-то в его лице подсказывало Андрею: он здесь вовсе не для того, чтобы указывать дорогу заблудившимся гостям. Точно такие же молодцы дежурили на лестнице, по которой Гумилев поднимался в библиотеку.
—Арктика, — наудачу сказал Андрей, но парень, не переставая улыбаться, покачал головой.
—Это не здесь, милостивый государь, а там, откуда вы изволили прийти.
«Похоже, здесь еще какое-то тайное собрание, — подумал Гумилев, — и на него меня не пригласили. Ну и ладно, хватит с меня этих тайн мадридского двора…»
—Позвольте проводить, — настойчиво повторил охранник.
—Не утруждайся, — холодно сказал Андрей. — Я и сам найду дорогу.
Он повернулся и пошел назад. Но, дойдя до лестницы, неожиданно для самого себя не стал спускаться на первый этаж, а поднялся на третий.
Это был не полноценный этаж, а скорее, мансарда под скошенной крышей. Здесь стояло два бильярдных стола — для русского бильярда и для пула, — кожаный диван и три высоких кресла. Между креслами располагался низкий курительный столик с тяжелыми медными пепельницами. В углу был оборудован американский бар — обитая металлом стойка и деревянные стеллажи, заставленные разноцветными бутылками.
Народу здесь было совсем немного. Трое пожилых кавказцев сидели в креслах, куря ароматные сигары, смутно знакомый Гумилеву патлатый молодой человек в огромных очках — кажется, модный диджей — играл на бильярде с модным дизайнером Сашей Пигаль, за стойкой протирал бокалы белоснежным полотенцем лысоватый бармен в футболке с портретом Шекспира. Перед ним, спиной к Андрею, на высоком барном табурете сидела девушка в сильно декольтированном сзади черном платье.
«Мне не помешал бы глоток виски», — подумал Гумилев и направился к стойке.
—Виски? — спросил бармен, прежде чем Андрей успел открыть рот.
—Двойной «Гленфиддик» со льдом. Как вы догадались?
Лысоватый пожал мощными плечами.
—Двадцать лет за стойкой. Десять тысяч клиентов. Я почти телепат — правда, только в своей области.
Он бросил в бокал льда и плеснул туда темно-коричневого напитка.
—А почему Шекспир? — поинтересовался Андрей, кивая на футболку.
—Актуально, — ответил бармен. — Two beer or no two beer — вот это, я понимаю, поэзия.
—Этой шутке уже лет двести, — неожиданно сказала девушка.
Андрей обернулся к ней. Она была красивая, с короткими черными волосами и ярко-голубыми глазами. Чуть вздернутый носик, высокие скулы, маленькие белоснежные зубы. Загорелая. Чем-то она неуловимо напомнила ему Еву, какой та была в первый год их знакомства.
—Две вещи терпеть не могу, — продолжала она, обращаясь к бокалу с мартини, — храпящих мужчин и бородатые анекдоты. Убила бы, честное слово.
Андрей понял, что она здорово пьяна. Обычно он не заводил бесед с женщинами в таком состоянии, но в этой девушке было что-то загадочное.
—Храпящих мужчин вы тоже убиваете? — спросил он, смакуя «Гленфиддик».
Она пожала плечами.
—Я с ними не сплю.
—А если это выясняется уже позже?
—Предпочитаю выяснять все заранее. Вот ты, например, храпишь?
Андрей усмехнулся.
—Представьте, нет.
—Все равно без шансов. — Она скорчила гримаску и сделала большой глоток мартини.
—Почему?
—Ты не в моем вкусе. Слишком похож на Стэтхэма, а я не люблю брутальных мужчин.
—Предпочитаете таких, как этот? — Гумилев показал на патлатого диджея.
Девушка сморщила носик.
—Он же педик, ты что, не знал? Нет, я предпочитаю азиатов. Японцев, китайцев, индусов. О, индусы! — Она закатила глаза и провела по полным губам острым розовым язычком. — Я от них млею…
Андрею почему-то вспомнился высокий индус из Сингапура. Странный предмет в виде паука, попытка похищения Евы и Маруси…
Внезапно ему до боли захотелось вернуться туда, в 2008 год, в Сингапур, на колесо обозрения, в то благословенное время, когда они все еще были вместе. И одновременно Андрей понял, что хочет сидящую рядом с ним девушку. Хочет безумно, как давно уже никого не хотел.
—Как вас зовут? — спросил он, откровенно разглядывая брюнетку.
Она усмехнулась.
—Син. — Еще один глоток мартини, и ее бокал опустел. — Зови меня Син.
—Что за странное имя?
—По-английски sin — это грех. А грех — это моя вторая натура. И еще мне очень нравится Сингапур.
Гумилев вздрогнул. Бармен, угадывающий желания клиентов, — это еще ладно. Но откуда она могла знать, что он только что думал о Сингапуре?
—Ты часто там бываешь? — спросил он, неожиданно для себя переходя на «ты».
—Регулярно. — Она подвинула пустой бокал бармену. — Повтори, будь добр.
—Конечно. — Бармен быстро смешал ей еще один коктейль. К удивлению Андрея, девушка пила не просто мартини, а водкатини — кроме льда, вермута и апельсинового сока бармен добавил в бокал еще пятьдесят граммов «Абсолюта».
—Я здесь с другом, — сообщила Син Гумилеву. — Он как раз из Сингапура.
—Где же он? Почему бросил тебя одну?
—У него какие-то терки с хозяином, — равнодушно ответила девушка. — Он о-очень, о-о-чень крутой парень.
—Хозяин?
—Хозяин — полный мудак, — сказала Син (бармен сдержанно улыбнулся). — Мой друг — вот кто по-настоящему крут.
—Чем же он занимается? — спросил Гумилев, знаком показывая бармену, что тоже не прочь повторить.