– Ну, все, ну, это конец…

Да чтобы я еще с тобой после такого осталась?! Да никогда! Мама была права, она же мне сказала – с таким лучше не связываться! Бандит! Уголовник!

– Кто уголовник? С чего ты взяла?

– Пошел на фиг! – Она кидала тряпки в сумку и затаптывала их туда прямо ногами, чтобы меньше места занимали. – Ненавижу тебя! Как я тебя ненавижу! Не смей больше ходить к нам, слышишь?

А твоего тамагошу я отниму у Дениски и выкину, и сердечко это тупое выкину, чтобы ничего от тебя не осталось! Понял, гад?

– Тогда выкинь золотые часики, которые я тебе месяц назад купил, – ехидно сказал он. – Выкинь костюмчик, который ты купила на мои деньги. Выкинь четыреста долларов, которые ты у меня взяла!

Это будет правильней, чем у ребенка игрушки отнимать! Я их не тебе дарил!

Она ехидно подбоченилась:

– А, так нам уже костюмчик и часики жалко стало, да?

– Очень жалко, что потратил все это на такую ДУРУ! – отрезал он.

– А твоя Сулимова – она умная, да?! Ну и катись туда!

– Сама катись, это мой дом, другого у меня нет. – Он снова лег и отвернулся к стене.

– Беспризорник! – крикнула она. – Болван набитый! Дурак! И я дура, что связалась с тобой! Говорила мне мама!

Когда вещи были собраны, она немного поутихла. Сообразила, что уходить придется на самом деле.

Она нерешительно обратилась к нему:

– Донеси мне вещи до проспекта, я там поймаю машину.

Иван простонал:

– Вызови такси к подъезду! Я устал, никуда не пойду.

– Гад…

Она вызвала такси по телефону и села ждать. Время от времени она произносила краткие речи, из которых следовало, что Иван – редкостная сволочь, на которую она угрохала столько сил и нервов. Иван лежал отвернувшись и молча радовался, что не связался с такой девчонкой всерьез. А если бы они поженились? О, подумать страшно… Неожиданно Танькины речи совпали с его мыслями. Она выпалила:

– Такие, как ты, никогда не женятся!

– А такие, как ты, по три раза разводятся, – буркнул он.

– Ну конечно. Ты же хочешь наговорить мне кучу гадостей на прощанье?

– Я с радостью помолчу, – отрезал Иван. – И тебе то же самое советую.

– А если не замолчу – что тогда?

Он хмыкнул:

– Спускалась бы ты, матушка, вниз. Ведь такси сейчас приедет.

Он все-таки донес ей сумки до лифта и сам нажал на кнопку. Когда лифт поднялся, он молча перегрузил туда сумки и почти втолкнул вслед за ними Таньку. Танька стояла как неживая, свесив руки, опустив голову, и неподвижно рассматривала пол. На миг ему стало ее жалко. Жалко, но что поделаешь?

– Ладно, езжай, – сказал он и вернулся в квартиру. За его спиной медленно съехались створки лифта, и он, громыхая, пополз вниз.

Он запер дверь, принял душ, почистил брюки хозяйской щеткой. Щетка сразу почернела от угольной пыли, а брюки чище не стали. На душе у него было тоже черно и погано. Серега мертв, бабка его умерла, а в него самого дважды стреляли… И между прочим – чуть не попали. Он чувствовал себя очень одиноко. А позвонить было некому, некого позвать на помощь. С тех пор как он стал промышлять заказными убийствами, друзей у него не осталось. Не то чтобы от него все вдруг отвернулись – он сам начал сторониться лишних людей. А лишними оказались все. Вот только Серега был вовсе не лишний. Он по нему очень тосковал.

Иван погасил свет и лег в постель. Он вымотался после всей сегодняшней беготни, прыжков с балкона, вышибания дверей и метаний в метро. Но ему не спалось. Ноги гудели, глаза щипало, рот сводило судорогой при каждом зевке. Но уснуть никак не удавалось. Его беспокоило пустое место рядом, в постели. Танька была все-таки живым человеком. К ней можно было прижаться, ощутить ее тепло, вдохнуть ее сладковатый запах, поболтать – хотя бы о пустяках. Он почти пожалел, что позволил ей уйти.

Она ведь сломалась – уже возле лифта готова была вернуться и просить прощения. Но он ведь знал – завтра повторится то же самое, только с каждым днем все будет хуже и хуже. Ох, как хорошо он все это знал…

…В паспорте у него не было никакой соответствующей отметки, но все же он был когда-то женат. Давно – когда только вернулся из армии. Это было в восемьдесят восьмом году, девять лет назад.

Ее звали Наташа. Он безумно ею гордился – ведь она была почти балерина! Почти – потому что не закончила балетного училища из-за серьезной травмы колена. Разрыв мениска или еще какая-то чепуха. Танцевать в балете Наташа больше не могла. Но сохранила все остальное – прямую спину, задранный подбородок, легкую походку, мускулистые руки и ноги, выносливость, изящество, силу. Иван был просто покорен. Таких девушек он не встречал – он только в кино их видел, в некоторых американских фильмах. Ему очень нравилась Николь Кидман, и он тогда мечтал встретить девушку, похожую на нее.

Потом он увидел фильм «Чужой» и резко сменил кумира – хрупкая, но несгибаемая Сигурни Уивер покорила его еще больше. Но эти богини существовали где-то в заэкранном мире, куда вход ему был прочно закрыт. А вот Наташка была рядом. Правда, он считал, что даже несостоявшаяся карьера балерины поднимает ее над простыми смертными. Ему нравилось так считать.

Встретились они, как ни странно, с помощью матери. Мать тогда очень много хлопотала 6 нем.

Пыталась устроить его на работу, пыталась контролировать его приходы и уходы, его окружение, его девушек. Наташа была дочерью ее старой подруги – вместе работали. Как-то мать пригласила в гости эту свою подругу… А с ней пришла и Наташа, которая вряд ли подозревала, что ее пытаются с кем-то свести. Подруга тоже не подозревала – а то бы никогда не привела свое сокровище.

Ивану тогда исполнилось двадцать. Он очень возмужал после армии и выглядел взрослым сильным мужчиной. Работу нашел себе сам – устроился охранять шикарный ночной супермаркет – один из первых в Москве. Его взяли охотно – за него замолвил слово старый друг, Косой, который работал там же. Косой тоже остепенился. Собирался жениться. На пустырь они больше не ходили…

В тот день, когда привели Наташу, Иван все порывался сбежать из дому. Не хотелось ему сидеть за столом с чинной физиономией и колупать ложечкой торт. Правда, от торта бы он не отказался, но съел бы его в одиночестве. Он вообще стал с трудом выносить шумные компании. Не по душе они ему были. Но мать настаивала:

– Один раз пойди мне навстречу, а потом делай что хочешь!

Он пошел навстречу и остался. Наташа сидела за столом с каменной спиной и ничего не ела. Пила только чай без сахара. Мать как-то не сообразила, что девушка поддерживает фигуру. Подруга матери все время рассматривала Ивана, как редкостного жучка, заползшего к ней в ванную. Будто решала – убить его или оставить, посмотреть, что жучок будет делать? «Жучок», то есть Иван, от смущения объелся тортом до дурноты и потом сидел тихо, не произнося ни слова. Стоит ли говорить, что он влюбился?