Пока выступают остальные, Гленда Джексон сидит как - то уж слишком неподвижно — этой технике релаксации, надо полагать, она выучилась в театре. Не ерзает как жучка на переправе, не карябает в блокнотике перед собой что-за-чепуху-он-там-несет. Когда еще в начале кампании Wall Street Journal задал ей вопрос, почему она не пользуется косметикой, она ответила: «Многие слишком разочаровались бы, если бы не смогли больше сказать, что я выгляжу так, будто одета в лохмотья из Армии Спасения. Мне было бы неловко разочаровать кого-нибудь». Однако сегодня вечером она не одета в вещи от Армии Спасения и выглядит буднично, но изящно и нетривиально — черный жакет, белый воротничок, серая юбка и черные колготки. Ее манера речи так же нетривиальна — нечего и говорить, микрофон здесь излишен: «Не хочу хвастаться, но если меня не могут услышать, то кого же смогут?» Разумеется, ей не задают каверзных вопросов: в британской политике редко подкалывают женщин, а уж звезд тем более. Она также выбирает свои собственные расплывчатые формулировки для дебатов: «У меня нет желания увязнуть в бесконечном обмене подробностями и статистическими выкладками». Она предпочитает заявления следующего характера: «Эти выборы — это история про борьбу за душу нации» (опять же, мы присутствуем при решающем моменте британской истории) и «От двадцать первого столетия нас отделяет всего восемь лет, но иногда в этой стране можно увидеть такое, что можно подумать, будто мы живем в восемнадцатом». Она не скрывает морализаторства своей позиции: «То, что в те времена, когда я была ребенком, рассматривалось как пороки, сейчас считается добродетелями. Алчность больше не алчность, а уверенность в своих силах. Эгоизм больше не эгоизм, а предпринимательский дух». Она за «порядочность, справедливость и правду». А кто ж против? Кто-кто? Понятно кто — тори. «То, что сейчас творится, — неприличие, несправедливость и подлость». Ее позиция отличается внятностью, этичностью и патриотизмом — политический эквивалент славной домашней стряпни без затей.

Но, как подметил Летвин, Гленду Джексон не назовешь «приветливой», и если ее непреклонность и искренняя озабоченность вопросами морали часто вызывают аплодисменты, иногда все же возникают и моменты, когда ей уже не так горячо сочувствуешь. Вот, к примеру, она рассказывает, как впервые выдвинула свою кандидатуру в местную партию и, разумеется, ей задали вопрос: «С какой стати мы должны голосовать за актрису?» Ответ ее был и остается: «Потому что в первую очередь я не актриса, а женщина, а женщины гораздо чаще сталкиваются с реальностью, чем любой мужчина-парламентарий. Мы — врачи, медсестры, кухарки, домохозяйки, дизайнеры… Я в высшей степени горжусь тем, что я женщина». Кроме недальновидного пренебрежения голосами мужчин-дизайнеров, есть в этом безыскусном подходе — голосуй за меня, если тоже гордишься тем, что ты женщина — нечто такое, что похоже на снисходительность. Затем участвующие в прениях переключаются на темы, представляющие серьезный интерес для местных жителей, — как лучше управлять Лондоном и в особенности что делать с пробками и исчерпавшей свой ресурс системой общественного транспорта; по идее здесь Гленда должна воспользоваться своим преимуществом. Тори упразднили Совет Большого Лондона в 1986-м, сочтя его подозрительным рассадником молодых троцкистов, однако большинству лондонцев хотелось бы иметь некий выборный орган, ответственный за всесторонний контроль над городом. План лейбористов, объясняет Гленда, — создать для Большого Лондона новое учреждение. Пока что они еще не успели детально обдумать, как именно будет осуществляться его избрание; все, что они знают, — что он не будет комплектоваться по системе, при которой победитель - получает-все, и в конечном счете этот официальный орган в обязательном порядке наполовину будет состоять из женщин. Что касается борьбы с транспортным хаосом, то предполагается изыскать средства на дополнительное финансирование общественного транспорта, отдавать приоритет «экологически чистым автобусным маршрутам» и всячески пропагандировать лозунг «Давайте выйдем из наших машин и пересядем на автобусы». Сочувственной реакции на это заявление не следует. Лейбористская увлеченность вопросами нравственности моментально омрачается фактором Мы Тут Сами Не Дураки. После десятилетнего самоуправства миссис Тэтчер избиратели вовсе не горят желанием приветствовать какой бы то ни было административный беспредел, пусть даже и с другой стороны. Непременно 50 процентов делегатов женщин, а не, к примеру, гарантированный минимум? Вытащить нас из машин и пересадить на автобусы? Для большинства людей один из признаков того, что они преуспели в жизни, — возможность пользоваться личным автомобилем, а не общественным транспортом, и может статься, что торчать в пробке неосознанно считается современным демократическим правом. Хотя альтернативный план тори касательно министерства транспорта для Лондона воспринимался как предвыборный трюк, личная, не являющаяся политическим манифестом идея Летвина о введении пошлины на автомобили, въезжающие в Лондон, на выручку от которой можно будет финансировать сеть общественного транспорта, была встречена с внимательным почтением. В подходе Гленды подсознательно ощущался душок лейбористского авторитаризма. Это напомнило мне о моем собственном, глубоко нерепрезентативном опросе моей домработницы, в ходе которого выявилось, что, хотя скорее всего кончится тем, что, она проголосует за Гленду Джексон, она называет ее «атаманшей».

В кампании национального масштаба за первые десять дней ничего слишком впечатляющего не происходило — стандартные ритуалы чистки перышек, брачных танцев самцов и демонстраций мускулов, интересных исключительно с точки зрения политической антропологии. Затем — словно нарочно, чтобы подтвердить, что политики сами по себе накалить атмосферу неспособны, — неожиданный и шумный гвалт поднялся из-за четырехминутного предвыборного телеролика. Его снял для лейбористской партии Майк Ньювелл, режиссер «Танца с незнакомцем», и то была, как он сам выразился, «милая сентиментальная чепуховина». Темой ее стало состояние Государственной службы здравоохранения, а главной мыслью — что при тори система была настолько недофинансированной, что пациентов иногда принуждали, вопреки их естественным склонностям, платить за персональное лечение. Как и все хорошие рекламы — в отличие от большинства политических передач, — она рассказывала историю в образах, без закадрового голоса. Две маленькие девочки, обе с одинаковыми заболеваниями — «экссудативный отит», отправляются в одну и ту же переполненную больницу; обеим нужна операция, и матерей ставят в известность — для того чтобы пройти необходимую процедуру по врезу в ухо пластмассовой изолирующей прокладки, им придется выстоять девятимесячную очередь. (Разумеется, в немом ролике невозможно передать такие понятия, как «экссудативный отит» и «изолирующие прокладки»; но через двадцать четыре часа после первого показа большинство жителей страны разговаривали обо всем этом так, будто это были самые обычные вещи.) Одна мать платит, чтобы ее дочь лечили частным образом, другая ждет, пока истекут девять месяцев; один ребенок быстро поправляется, другой продолжает терпеть боль и становится все более замкнутым и агрессивным в школе. Пока второй ребенок страдает, мы видим, как мать первой с готовностью выписывает чек на £200. История заканчивается стоп - кадром: две девочки в двухъярусной кровати, одна на верхней, другая на нижней полке; на картинку наложен слоган: «Их участь в классовом обществе. Наш позор».