Боба я специально усадил в тени здания позади нас, чтобы его не хватил солнечный удар. Я знал, что кошки плохо переносят жару. Примерно через час после начала работы я понял, что скоро мне понадобится напоить рыжего. Но прежде чем я успел что-то предпринять, из вестибюля станции метро вышла женщина с блестящей металлической миской, полной чистой воды. Я сразу узнал, кто это. Ее звали Давика, она работала кассиром и нередко останавливалась, чтобы поболтать с Бобом.

— Держи, приятель, — сказала она, поставив миску перед котом и ласково почесывая его за ухом. — Мы же не хотим, чтобы у тебя началось обезвоживание, верно?

Боб времени даром не терял и принялся жадно пить. А я в который раз поражался тому, с какой легкостью мой рыжий друг покоряет людей. Он их не просто очаровывает, нет, многие к нему по-настоящему привязываются. Бобу потребовалось всего несколько недель, чтобы завоевать Айлингтон. Уму непостижимо!

Но не буду врать: на новом месте тоже не все было идеально. В конце концов, мы ведь оставались в Лондоне, так что на это не стоило и надеяться. Самой большой проблемой было количество народу, работавшего рядом со станцией.

Если на Ковент-Гарден жизнь кипела на прилегающих к площади улицах, то здесь вся активность сосредоточилась вокруг метро: люди постоянно натыкались на распространителей бесплатных журналов и на чаггеров[7]— сборщиков пожертвований на благотворительность. Я вдруг осознал, что за последние десять лет ситуация на улицах сильно изменилась: теперь здесь велась крайне жесткая конкурентная борьба. Чаггеры — горящие энтузиазмом молодые люди — выискивали в толпе жертву (обычно ею оказывался хорошо одетый офисный работник, живущий в пригороде, или турист) и принимались вещать о необходимости давать деньги на благотворительность. Проникшийся их речью человек должен был перевести средства на счет организации, которая помогала либо голодающим детям из стран третьего мира, либо больным раком, либо страдающим от синдрома Альцгеймера или муковисцидоза. Я ничего не имел против благотворительности в целом и чаггеров в частности, но то, как они доставали прохожих, меня порядком раздражало. Понятно, что я и сам был вынужден убеждать людей купить «Big Issue», но я все-таки старался не выходить за рамки. Они же имели обыкновение цепляться к прохожим и вовлекать их в разговор, поддерживать который у тех не было никакого желания.

В результате я нередко наблюдал следующую картину: люди выходили из метро, наталкивались на толпу сборщиков в ярких футболках и спешили убраться куда подальше, не глядя по сторонам. А ведь среди них было немало потенциальных покупателей «Big Issue»!

Обычно, если мне казалось, что кто-то из чаггеров действительно позволяет себе лишнее, я вмешивался, не задумываясь. Многие относились к этому с пониманием: они уважали меня и знали, что всем нужно пространство для работы. Но были и те, кто воспринимал мои замечания в штыки.

Как-то раз я попытался призвать к порядку студента с кудрявой шевелюрой, как у Марка Болана.[8]Он действительно раздражал окружающих, буквально наскакивая на прохожих и преследуя их, пока те тщетно пытались от него отвязаться. Я решил, что это нужно прекратить.

— Парень, ты, наверное, не заметил, но ты сильно усложняешь жизнь тем, кто тоже здесь работает, — сказал я, стараясь быть максимально тактичным. — Не мог бы ты отойти на несколько метров в сторону?

Ему мои слова очень не понравились.

— Я имею полное право стоять здесь, — огрызнулся он. — И не тебе указывать, что мне делать и куда идти.

Если хочешь вывести кого-то из себя, лучшей фразы не найти. Я не сдержался и высказал студенту все — что пока он тут достает прохожих ради карманных денег, я пытаюсь оплатить счета за газ и электричество и обеспечить нам с Бобом крышу над головой. После этих слов парень притих и больше не выступал.

Еще мне отравляли жизнь распространители бесплатных журналов. Некоторые издания — к примеру, «StyleList» и «Shortlist» — были действительно неплохими, и в этом-то и заключалась главная проблема: зачем людям платить за «Big Issue», если они могут получить журнал просто так?

Каждый раз, когда кто-нибудь из распространителей пристраивался поблизости, я старался как можно скорее исправить ситуацию. Я говорил прямо: «Нам всем нужно работать, поэтому, пожалуйста, отойдите метров на десять в сторону». К сожалению, они не всегда ко мне прислушивались. Возможно, причина была в том, что большинство распространителей не говорили по-английски, и язык жестов мне не слишком помогал. Впрочем, встречались и те, кто отказывался уходить просто из вредности.

Но хуже всех были сборщики пожертвований с пластиковыми ведрами. Они тоже собирали деньги на благие цели: на спасение окружающей среды, защиту животных и так далее, то есть на первый взгляд все выглядело вполне достойно. Но я не раз слышал о том, что большая часть вырученных средств оседает непосредственно в карманах сборщиков. У многих из них не было лицензии или какого-либо документа, разрешавшего заниматься подобной деятельностью. Да, они носили пластиковые беджи, но такие карточки легко изготовить самому. По сравнению с чаггерами эти люди были любителями, причем зачастую нечастыми на руку. И все же их пускали работать на станцию метро, о чем продавцы «Big Issue» и мечтать не могли! Мне оставалось лишь с завистью смотреть, как сборщики пристраивались возле турникетов и начинали обрабатывать людей, едва сошедших с эскалатора. Естественно, выходя со станции, те обычно не имели ни малейшего желания покупать у меня журналы.

В некотором смысле мы поменялись ролями. На Ковент-Гарден я был бродягой, не соблюдающим границы и периодически нарушающим законы. А теперь я стал тем, кто от этого страдает. Я был единственным продавцом с лицензией в районе станции метро. С самого начала я постарался определить область своей деятельности так, чтобы не мешать другим торговцам, в частности газетчику и владельцу цветочной лавки. Чаггерам, распространителям бесплатных журналов и сборщикам с ведерками было наплевать на правила и границы. Думаю, многие сочли бы эту ситуацию забавной, но я, признаюсь, с трудом находил в ней что-то смешное.

Молодой доктор в Центре лечения от наркозависимости подписал рецепт и протянул его мне с суровым выражением лица.

— Помни, после приема препарата ты должен обратиться ко мне не раньше чем через сорок восемь часов, когда ломка станет совсем невыносимой, — сказал он, глядя мне в глаза. — Будет непросто, но тебе придется куда хуже, если не сделаешь так, как я сказал. Все понятно?

— Да, — кивнул я, вставая и направляясь к выходу из кабинета. — Надеюсь, я продержусь. Увидимся через два дня.

С тех пор, как я решил слезть с метадона, шел уже не один месяц. Я по-прежнему ездил в клинику каждые две недели и продолжал настаивать на том, что готов сделать следующий шаг к освобождению от наркозависимости, но психологи и врачи явно не разделяли моей уверенности. Каждый раз они находили причины, чтобы отложить смену препаратов. Я не понимал, что ими движет. К счастью, в конце концов они поняли, что я не собираюсь отступать и на этот раз действительно хочу распрощаться с наркотиками.