Горожане разом отшатнулись назад.

– Не надо, Рада. – Я встал. – Я уйду. В какой стороне Хельгина падь?

– И я с тобой. Здесь мне места теперь нет. – Воительница крепко взяла меня за локоть. – Но не сразу. Маркус, ты, никак, не хочешь отблагодарить ловчего за спасение? И тебе придется выкупить мою корчму. Придется, я сказала…

В дальнейших переговорах я не участвовал. Сел обратно на ящик и просто смотрел на воду.

Отдать девочек на растерзание Синоду я просто не смогу. Сначала абсолютно чужие, сейчас они мне стали как родные дочери. Уж не знаю почему. Да и не хочу разбираться. Пусть все остается как есть. Хельгина падь? Ну что же, если понадобится, я переверну там все с ног на голову. Не успею – тогда буду идти за белоризцами до самого Вышеграда. Даже если весь Синод попытается мне помешать. Да, как я говорил, каждый выбирает свой урок сам. Я его уже выбрал.

Рада? Хочет – пусть идет. Противиться не буду. Ее жизнь, ей и решать.

Помимо отличных боевых навыков, у бывшей Псицы Божьей еще оказался настоящий коммерческий талант, и она выбила из отцов города абсолютно все, что и запрашивала.

Они выкупили у нее харчевню, а мне заплатили две сотни серебряных румийских дукатов. Помимо того, где-то нашли вполне приличный парусный баркас и снабдили провизией.

В общем, сделали все, чтобы побыстрей от нас избавиться.

Заставлять себя ждать мы не стали и вечером отчалили из Чернограда.

Серединные земли. Стоозерье, река Лихва

20 Хлебороста 2002 года от восхождения Старших Сестер.

Ночь

Ночевать мы остановились на небольшом каменистом островке почти посередине реки. Все его берега были усеяны скалами, а в центре обнаружилась полянка с рощицей из орешника. Воительница сказала, что здесь должно быть безопасно, – я не стал сомневаться и полностью положился на нее. К тому же стремительно смеркалось, а более подходящего места для ночевки пока не предвиделось.

Сухого хвороста и плавника нашлось предостаточно, и очень скоро на полянке запылал костер. Псица занялась ужином, а я спустился к берегу. Чувствовал себя отвратно и мерзко, словно извалялся в скотомогильнике, – хотелось как можно быстрей смыть с себя грязь и вонь мертвечины.

Сначала простирнул и замочил пропитавшуюся кровью одежду, а потом сам залез в реку и несколько раз с наслаждением окунулся с головой. Ледяная вода быстро привела в чувство и без остатка смыла все ужасы сегодняшнего дня.

Немного полежал в воде, после чего, тихо поругиваясь от боли, принялся драить себя крупным светлым песком. Открытых ран не было, всего несколько царапин и ссадин, зато ушибов в достатке – синяк на синяке, а ребра вообще скрипели при каждом вздохе.

Очень скоро повеяло вкусным запахом еды, а потом на берегу появилась воительница. Совершенно не смущаясь, она разделась и тоже вошла в воду. Несмотря на легкую полноту, Псица оказалась отлично сложена. Даже сумрак не смог скрыть длинные сильные ноги, тонкую талию и высокую красивую грудь. В свете отраженной от воды луны ее смугловатая кожа казалась мраморной, а сама воительница походила на призрачную наяду.

Тело прострелило молнией яростного желания, пришлось даже стиснуть зубы, чтобы не застонать.

Радослава попробовала ногой воду, пискнула и одним стремительным движением нырнула в реку. Вынырнула уже возле меня, закинула руки на шею, прижалась всем телом и часто зашептала на ухо:

– Сегодня было так страшно, хочу все забыть… О-ох! – Хрипло охнув, Псица Божья крепко обвила меня ногами. – Знаю, у тебя свой путь, но мне ничего не надо от тебя, только дай немного любви… дай… Так, так, а-а-а!..

Потом мы сидели обнаженными возле костра, обернувшись одной кошмой, жадно хлебали щедро сдобренный салом кулеш и запивали его прямо из бутыли ароматной медовухой.

Закончив с едой, снова любили друг друга.

Доведя себя до полного изнеможения, заснули далеко за полночь.

А под утро мне опять приснилась ягушка…

Малена все так же сидела возле своего домика на лавочке, негромко напевала ту же колыбельную и баюкала на руках плотно запеленатого в пеленки младенца.

– Вот вернется наш папа – увидишь, какой он сильный и могучий, – закончив с колыбельной, приговаривала она. – Сильней всех на свете, самый лучший и храбрый. И ты такой же вырастешь, мой мальчик…

– Мальчик? – Я резко открыл глаза и обвел взглядом поляну, в невольном желании увидеть на ней ягушку.

Курился дымком затухший костер, весело щебетали в кронах деревьев птички, Малены с ребенком нигде не было видно. Радославы тоже. Со стороны берега доносился плеск воды и ее недовольное ворчание.

Скрипнув от неожиданной обиды зубами, я рывком встал и порадовался тому, что подвижность восстановилась почти полностью. Ушибы все еще болели, но уже не так сильно, как вчера.

Быстро размялся и пошел к берегу.

Псица уже выходила из воды. Она все так же выглядела красивой, сильной и привлекательной, но теперь – всего лишь обыкновенной женщиной, наваждение уже прошло. Желание все равно вспыхнуло, но было не таким острым, как вчера.

Воительница словно поняла это, всего лишь провела мокрой рукой по моей груди и прошла мимо.

Облегченно вздохнув, я залез в реку, быстро ополоснулся и тоже вернулся на стоянку.

– Влажная еще… – Радослава потрогала развешанную по деревьям одежду, сняла с ветки рубашку и, недовольно морщась, набросила ее на себя. – Но спешить нам некуда, успеет еще высохнуть. От Броневаца, это рыбацкий поселок такой на берегу Лыбеди, к Хельгиной пади путь только сушей, а к нему мы доберемся к вечеру. Так что в любом случае придется там заночевать – ночью в Стоозерье никто не ходит по дорогам.

– Что за Хельгина падь? – Я тоже натянул на себя порты, именуемые в Серединных землях последышами.

– Нехорошее, страшное место. – Воительница прутиком разворошила угли и подбросила к ним сухих веточек. – Хельгиной падью место прозвали по имени Хельги Прекрасноокой, жены боярина Горда Ходина, именуемого также Синей Бородой. Там стоял его замок. Впрочем, он и сейчас там стоит.

Поименование Синей Бородой мне показалось очень знакомым. Кажется, в моем мире оно было связано с чем-то сказочным и злым.

– Что случилось? – Я достал из сумы мешочек с оселками и принялся внимательно осматривать саблю. – Злой ревнивый боярин замучил до смерти свою прекрасную жену, как до этого – ее предшественниц?