народы. Недостаточно оказалась раскрыта история войн и деятельность выдающихся отечественных полководцев. Не освещены исторические связи между славянами. Не нашла должного освещения и борьба прогрессивных мыслителей с реакционным царизмом. Очень серьезную ошибку Яковлев обнаружил в оценке Октябрьской революции: «Авторы. обходят вопрос о том, что революция спасла нашу страну от катастрофы, от закабаления ее империалистическими государствами, и создала предпосылки для ликвидации вековой отсталости России»[487].

Нарекания вызвал и учебник по истории Древнего мира для 5 класса, вышедший под редакцией А. В. Мишулина. Яковлев признал его малодоступным для учащихся, перегруженным фактами. Учебник по истории Средних веков (отв. ред. Е. А. Косминский), по признанию автора статьи, «написан содержательно и живо»[488].

Но и здесь есть вредные ошибки и недочеты. Так, мало уделено внимания связям русских городов с западноевропейскими. Но самое важное, что «о походах монголов на Русь сказано мимоходом и не дана должная оценка роли России, спасшей Западную Европу от разгрома»[489]. Первый упрек был вызван тем, что исторические связи русских городов признавались идеологически актуальными по двум причинам: необходимы были, во-первых, акцент на глубокие исторические корни союзнических отношений с Англией и Францией и, во-вторых, подчеркивание синхронности исторического процесса в России и Западной Европе. Но особенно активно в самом конце войны и послевоенное время внедрялся миф об особой роли Руси в спасении Европы от полчищ монголов. Несомненно, это служило недвусмысленным намеком на роль СССР в освобождении Европы от нацизма.

Значительное внимание в статье было уделено учебнику «Новая история», написанному под руководством В. М. Хвостова (авторский коллектив — И. С. Галкин, Л. И. Зубок, Ф. И. Нотович) и вышедшему в 1946 г. В статье авторы книги критиковались за использование термина «объединение» Германии, хотя рекомендовалось использовать «воссоединение». Казалось бы, нюанс, но и он имел заметное политическое значение. В 1936 г. это объяснялось следующим образом: «…может получиться впечатление, что речь идет не о борьбе за воссоединение таких ранее раздробленных государств, как Германия и Италия, а об объединении этих государств в одно государство»[490]. Намек, конечно же, тогда относился к союзу фашистской Италии и нацистской Германии. В послевоенное время предпочтение «воссоединения», вероятно, было обусловлено видами на оккупированную Германию, где боролись интересы СССР, США и Англии. Еще одним замечанием стал упрек в том, что в учебнике не использованы по отношению к английскому колониализму такие эпитеты, как «захватнический», «агрессивный» и т. д. Кроме того, по мнению автора статьи, характеристики многих исторических деятелей даны очень непоследовательно. Яковлев призвал пересмотреть имеющиеся в наличие учебники, в которых многое уже не соответствовало текущему моменту.

Итак, набор ошибок, по сути не научных, а идеологических, обнаруженных Яковлевым, вполне укладывается в новые политические веяния, особенно усилившиеся во время войны. Многие сюжеты авторы просто не могли предугадать, поскольку учебник создавался в несколько иных идеологических условиях. Очевидно, что статья являлась сигналом к тому, чтобы в новых учебниках все указанные «недостатки» были устранены, что сделало бы последующие издания соответствующими актуальной идеологической ситуации.

Целых четыре статьи указывали на неблагополучие в исследовательской работе в Институте истории, сотрудники которого и принимали ключевое участие в написании учебников. Совершенно очевидно, что основной удар в статьях наносился по А. М. Панкратовой. Ее имя упоминалось чаще других, а упреки по учебнику под ее редакцией в основном касались разделов, написанных непосредственно ею.

Появление таких материалов в главной разоблачающей газете страны — дело нешуточное. 12 декабря было созвано закрытое партийное собрание, где прошло обсуждение прозвучавшей критики. Со специальным докладом «Об уточнении пятилетнего плана Института истории в связи с материалами, опубликованными в № 16 газеты “Культура и жизнь”» как заместитель директора выступил В. И. Шунков. Он донес предложения дирекции: «Необходимо пересмотреть пятилетний план работы Института и включить в него наиболее нужные и актуальные темы. Намечена разработка тем по истории общественных классов, истории государства, истории народов СССР, истории революционного движения, истории культуры и т. д. Особое внимание уделяется вопросам истории Советского периода. Помимо общего пятилетнего плана намечено поставить на дискуссионное обсуждение ряд спорных проблем, например, вопрос о просвещенном абсолютизме, о прогрессивной роли России по отношению к другим народам и др.»[491]. Было принято решение скорректировать план в связи с критикой в «Культуре и жизни».

Но история на этом не закончилась. Заметка Шункова вызвала возмущение Панкратовой. Отличаясь боевым характером, большевистской принципиальностью и хорошо зная механизмы функционирования советской идеологической системы, она написала письмо в редакцию газеты «Культура и жизнь». Панкратова (очень осторожно и делая акцент на факты) указала на искажение положения дел в статьях Н. Н. Яковлева и В. И. Шункова. На обвинения в ошибках в учебнике под ее редакцией она писала, что многие уже устранены в новых изданиях, а кардинальная переработка возможна только после принятия новых школьных программ, созданных, кстати, при ее непосредственном участии. Выпады Шункова тоже задели ее за живое. Она поправила критика, указав, что он сильно преувеличил число сотрудников сектора, а отмеченные особо Волков и Разгон числятся не в ее секторе, а в секторе Великой Отечественной войны. Она писала: «Слабость моего руководства сектором я признавала и признаю, но необходимо отметить, справедливости ради, недооценку важности этого сектора в самом институте»[492].

Видимо, еще раньше было написано письмо в партийный комитет Института истории. На нем стоит дата 9 декабря 1946 г. То есть, еще до заседания партийного собрания 12 декабря. В нем Шунков обвинялся в следующем: «В течение почти двух лет в Институте истории создавалась совершенно невыносимая для меня обстановка систематической и упорной “проработки”, которая далеко выходила за пределы нормальной большевистской критики. Заметка т. Шункова в газете явилась лишь естественным и логическим завершением этой непонятной для меня атмосферы. Не желая ставить вопросы принципиальной критики фактических недостатков работы сектора истории СССР советского периода на личную почву, я никогда не реагировала на имевшую место проработку иначе как новой упорной работой. Но сейчас, когда работа мною завершена, а критика товарища Шункова переросла в прямую фальсификацию с целью создания обо мне соответствующего партийного мнения, я не могу не обратиться к помощи партийного комитета»[493].

Дело перерастало в скандал. Фактически наметилось противостояние представителя дирекции и влиятельного члена-корреспондента Академии наук. 28 января 1947 г. разбору ситуации было посвящено специальное заседание партбюро. На нем были заслушаны обе стороны конфликта. Шунков вынужден был признать некоторые фактические ошибки, но от вывода о бесплодности сектора он не отказался. Панкратова, сославшись на большую загруженность, попросила освободить ее от должности.

На волне кампании против Ахматовой и Зощенко