хрюка убил один-единственный удар копьем. В недоумении он поскреб затылок. Но ведь копье не может быть больше, чем дыра, которую оно проделало! Между тем круглая ранка так мала, что в нее едва влезет палец. И потом, какой силой надо обладать, чтобы брошенное копье, пусть самое тяжелое, пробило насквозь череп хрюка? Почему обуглены края раны и от нее пахнет жареным? Каждый охотник знает, что кремневые наконечники следует держать подальше от костра, ведь огонь рано или поздно пережигает камень, превращает в трухлявый песок. И как покойник может овладеть огнем? Немного есть на свете вещей, которые так легко обнаруживают себя, как огонь. Дым и свет от горящего костра видны издалека. Юму был уверен, что минувшей ночью поблизости не было никакого огня, он непременно заметая бы его, сидя на своем дереве.

Юму самым мудрым из всех охотников племени считал Эора. Прихрамывая, он подошел к стойбищу, чтобы поделиться с ним не только доброй вестью о найденной добыче, но и мучительными вопросами, сверлившими мозг.

Эор прихрапывал, раскинувшись на земле подле таких же, как он, непобедимых воинов, спавших вповалку среди разбросанных костей, оружия и прочего, позабыв о догоравших кострах, пускавших к небесам редеющие струйки дыма. Кто отважился бы нарушить отдых победителей? Прежде, в родных местах, ночной сон охраняли, бывало, бдительные дозорные, чтобы коварные враги не напали врасплох. Кто тут, в южных джунглях, умел обращаться с огнем и с кремневым оружием, были господами положения.

Несмотря на хромоту, Юму ловко, бесшумно скользил между распластанными телами. Наконец нашел спящего Эора и принялся его тормошить. Тот громко всхрапнул, забормотал что-то и спросонок отмахнулся, да с такой силой, что Юму едва успел отстранить голову. Открыв глаза, Эор сердито уставился на Юму.

— Чего тебе?

— Внизу, в кустарнике, лежит хрюк.

— Охотиться на хрюка? Сейчас, когда светло? — В голосе Эора послышались угрожающие нотки. Прежде он не считал Юму таким безмозглым.

— Не надо охотиться. На заре уже его кто-то убил!

— Кто-то?

Эор был на пять или шесть лет старше Юму, а потому живо сохранил в памяти немало кровавых стычек с соседними племенами, столь же сильными, как они. Подумав об этом, он не вставая схватился за копье, лежавшее рядом.

— Нет, не охотники. Тише! — Юму попытался успокоить встревоженного охотника, уже собиравшегося криком поднять остальных. — Кто-то другой, незнакомый… На хрюке всего одна ранка…

В голове у Эора боролись две несовместимые мысли: одна о полной несуразности того, что в этом деле замешаны покойники, а вторая о том, что Юму не скажет, чего нет и быть не может.

— Повтори еще раз!

— В кустарнике лежит убитый хрюк. Еще теплый. На нем всего одна рана… В голове…

— Желтый убийца? — вслух додумал Эор, но тут же усомнился. Свирепый хищник не оставит свежую добычу.

— Нет, нет. Ранка маленькая. В нее не проходит даже палец…

Эор глядел на Юму, словно видел его впервые в жизни. Затем бесшумно поднялся на ноги. Если он разбудит охотников и окажется, что хромой солгал, того убьют на месте, а он любил Юму. Поэтому новость сообщит он, Эор, но позже. Сперва надо убедиться самому. Эор подал знак, и оба неслышно скрылись в кустах.

Эор был лучшим мастером по камню и, кроме того, опытным охотником. Его слову нельзя было не поверить. Пылающий диск светила еще только поднялся над верхушками дальнего леса, а все охотники племени Дау уже толпились вокруг мертвого хрюка. Осмотрели рану, дивясь ее ничтожной величине, один за другим высказали свое мнение и, хотя расхождения во взглядах оказались значительными, весьма дружно принялись за разделку туши. Юму стоял поодаль; он успел перехватить злобный взгляд Дау. Если бы Дау узнал, что хрюка обнаружил этот плюгавый, то непременно бы на него бросился. Но о даровой горе мяса сообщили охотникам Эор.

В день, когда охотникам словно с неба упал убитый хрюк, желудки были полны, и только предусмотрительность, выработанная опытом, заставила их, пресытившись мясом людей, заниматься мясом животного. В округе не осталось в живых ни одного косматого; кто знает, сколько раз день сменит ночь прежде, чем они опять обозначат частоколом из копий место новой стоянки? А охотники за это время так привыкли есть мясо, что не могли уже без него обойтись.

Юму оказался не единственным, кто приписал смерть хрюка теням умерших. Но говорить о них вслух было опасным делом, это могли себе позволить разве что старики, одной ногой уже стоявшие в загробном мире, им терять нечего. Кабы они умели, приписали бы все его величеству случаю и закончили бы бесплодные споры. Но этого не случилось, ибо судьбе на другой же день было угодно сыграть тот же спектакль с теми же исполнителями: Юму опять нашел на заре убитого хрюка и опять, дрожа от страха перед непонятным чудом, потащил за собой Эора в кустарник.

Второй хрюк поверг охотников в замешательство, а третий выбил из колеи даже уравновешенного и трезвого Эора: загадка состояла в том, что все три трупа нашел Юму! К сожалению, даже разумная голова мастера не могла сообразить, что Юму обязан этим своему особому положению в племени. Ведь именно он больше всех шатался по окрестностям, отбившись от остальных, и, если Дау приближался к нему на сорок шагов, он должен был бежать, если хотел обеспечить себе надежду выжить.

Эор рассказывал долго. Приводил подробности, радовался, как и все его соплеменники, волшебному свойству слов заново воспроизводить минувшее. Взоры охотников, сидевших на корточках вокруг костра, были устремлены на него; лишь иногда они поглядывали на Юму, по своему обыкновению молча торчавшего на краю поляны. Болтовня могла навлечь на него беду в любом случае, даже если бы Эор ясно и точно объяснил все происходящее. А поскольку он этого, естественно, сделать не мог, буря разразилась с еще большей силой. Красные охотники беспрекословно поклонялись только одному божеству — силе. Тому, что обеспечивало пропитанием и одновременно защищало жизнь, убивая нападающих врагов. Воплощением такой силы был для них Дау, поэтому они позволяли ему быть во всем первым. Его жестокость и жадность отличались от таких же качеств, дремавших в каждом из них, только тем, что его превосходство в физической силе понуждало остальных сдерживаться, и благодаря этому Дау был Первым не только в повседневной, осязаемой и наблюдаемой жизни, но и в равнозначной ей, хотя и невидимой сфере. В нем собирались помыслы и чувства всех, для того чтобы осуществиться, достигнуть цели. Охотники как бы пропускали сквозь Дау себя, всю свою жизнь без