«Зато откат теперь будет намного меньше!» – плеснулась в моем сознании оптимистичная мысль.

В моей руке по-прежнему была зажата пищевая туба. Когда мои пальцы судорожно сжались, большая часть содержимого тубы оказалась на камнях. Я аккуратно собрал ароматную массу и слопал. Полегчало.

Из своего убежища я наблюдал, как мои враги хоронят труп своего соратника. Процедура не заняла много времени. Самый старший из убийц прочитал молитву, покойника забросали камнями, и «экспедиция» двинулась дальше. Они ничего не заподозрили.

Маршрут врагов не совпадал с нашим. Мы шли вверх, а они – вниз. Мне это тоже было на руку. Горного снаряжения у меня не было, если не считать катушки изотропного шнура с зажимами, который оставался у меня на поясе в момент падения. Взбираться наверх он бы вряд ли помог, а вот спускаться было очень удобно. Диверсанты не удосуживались выдергивать костыли, которые я не преминул использовать. Правда, перед каждым спуском приходилось очень тщательно проверять надежность костыля. Страховать меня было некому.

Надо признать, злодеи были опытными скалолазами. Даже с «грузом» из трех девушек они двигались быстро и безостановочно. Впрочем, в трудных местах диверсанты обходились с моими сестренками так же, как с поклажей: цепляли на крюк и спускали на блоках.

Второго врага я достал вечером того же дня. Как раз на одном из таких трудных мест.

Злодей спускался последним. Я осторожненько выполз на край обрыва, выждал момент, когда тот, кто страховал внизу, отвлекся – отжал крепеж, кончиком ножа подцепил трос и сбросил его с блока. Висевший на нем злодей ухнул вниз. Тот, кто должен был его страховать, отреагировал с опозданием. Свободно падающий злодей своим весом вырвал второй костыль, треснулся о каменный выступ и безвольно повис на тросе.

Должно быть, он побился основательно: когда его спустили вниз, подняться он не смог. То, как обошлись с ним его приятели, лишний раз убедило меня, что они – очень нехорошие люди.

Раненому перерезали горло.

Ночью я разбросал камни и вытащил его тело. Оружие покойника, коммуникатор и энергетический блок забрали его дружки. Яркую куртку, прежде принадлежавшую одному из шерпов, они тоже забрали, зато не тронули камуфляжный комби с исправными термолентами. Комби оказался немного великоват, но это даже к лучшему, потому что я надел его поверх собственного. Камуфляж – это очень кстати. Моя собственная экипировка отвечала прямо противоположной задаче: не спрятать меня, а сделать более заметным.

Эту ночь я провел намного комфортнее, чем предыдущую. Еще бы кровавый стейк граммов на триста да флягу горячего вина – и я был бы счастлив. Кушать хотелось. Очень.

Наверное, мои мысли и чувства были достаточно яркими, потому что утром в оставленном лагере я нашел подарок: тубу с банановым концентратом. Ее сунули в щель между камнями.

Находка была вдвойне приятной, потому что она означала, что кто-то из сестренок сумел меня услышать. И ей хватило храбрости и ловкости обо мне позаботиться. Что ж, теперь, когда сестренки знают, что я жив, им будет легче.

Третьего врага я достал вечером. Злодей полез на стену извлекать костыли. Я дал ему такую возможность. Мое время пришло, когда он слез со стены и, прыгая с камня на камень, бодро сбегал по осыпи. Все что от меня требовалось – вовремя дернуть заранее уложенный шнур. Место я выбрал правильное, поэтому злодей приложился, хотя и не насмерть, но очень основательно.

Прожил он, впрочем, недолго. Дружки обошлись с ним так же, как и с его предшественником. На этот раз я мог наблюдать всю сцену.

Покалеченного принесли в лагерь, осмотрели, немного посовещались и вынесли вердикт: смерть. Приговоренный отнесся к приговору стоически: сам подставил горло. Он знал правила игры. Мне их правила были неизвестны, но то, что мне не требовалось лично отнимать жизнь, было очень кстати.

Врагов осталось четверо. Я решил было, что это хорошо, но ошибся.

Четверых маловато, чтобы двигаться по горам в сопровождении «груза» из трех девчушек, не обладающих альпинистскими навыками. Поэтому, «решив вопрос» со своим приговоренным приятелем, пакистанцы уселись на корточки кружком и принялись совещаться. Я наблюдал за ними издали (опасался сканеров) и чувствовал, что происходит что-то нехорошее. Возможно, мне, хоть и «отупевшему», передавались чувства сестренок. А уж им-то было очень кисло. Эмпатам ни к чему знать язык, чтобы понимать, что им готовят что-то нехорошее. Противостоять же здоровенным обученным диверсантам девочки были не способны. Их Дар был в данном случае слабостью, а не силой.

Мне очень хотелось вмешаться, но я понимал, что и у меня нет шансов победить четверых вооруженных бойцов. Пожелай они совершить насилие над сестренками или убить их, я не в состоянии буду помешать. Только умереть вместе с ними.

Пока пакистанцы рассчитывали девочек продать, их чести и здоровью ничто не угрожало. Девственницы дороже. Но если они решат, что троих им через горы не провести…

Один из пакистанцев настаивал, что от всех пленниц надо избавиться. Причем, чем скорее, тем лучше. Мол, они приносят несчастье. Группа не потеряла ни одного человека на самом трудном участке маршрута, а тут за пару дней они лишились троих. Дискуссия пошла на повышенных тонах, а поскольку ветер дул в мою сторону, я даже мог слышать кое-какие слова.

Языка, на котором они говорили, я не знал, но догадаться о содержании спора можно было по жестам и интонациям. Один из злодеев настаивал, что девочек следует убить, потому что они приносят несчастье. Другой считал, что несчастья начались с тех пор, как они расстреляли нашу группу. А если одна из них обладает «дурным» глазом, то убивать тем более нельзя. Любому известно, что мертвая ведьма даже хуже живой. Третий высказал предположение, что если лишить ведьму девственности, то она потеряет большую часть силы… Двое первых с ним не согласились и обвинили в глупости и похотливости. Наконец вмешался четвертый, в котором я, наконец, признал главного. Речь его была короткой и вполне понятной. Мол, хватит орать. Все остается как есть. До встречи с группой обеспечения (о которой я, естественно, не знал) оставалось еще три дня.

Вторая группа должна была доставить «интеллектуальную» взрывчатку. В акции члены второй группы не участвовали, поскольку были местными, контрабандистами. А вот продать за комиссионные троих девочек какому-нибудь горному радже – это запросто.

Трое подчиненных мигом угомонились. Через пару минут все, кроме караульного, улеглись спать.

А вот я спать не собирался. Поведение злодеев меня смутило. Из их воплей я понял (вернее, угадал), что через три дня что-то должно произойти. Удачно, что числительное «три» на многих языках звучит практически одинаково.

Еще: злодеи вели себя так, словно не знали, что мои сестренки – Одаренные. Обычные люди, что на Центральной Сибири, что здесь – на Земле-Исходной, не очень разбирались в том, кто из нас что может. Но почти все относились к нам с уважением и долей страха… Эти же вели себя без малейшего почтения и опаски. Насколько я мог судить, исходя из того, что наблюдал, – примерно так, как у нас, на Центральной Сибири, фермеры относятся к домашним животным. Я знал, что на Земле-Исходной миллионы племен и у каждого племени – свои обычаи. Из курса истории (в том числе – истории Исходов) я знал, что у диких или одичавших племен отношение к женщинам, мягко говоря, неуважительное. Пользуясь их физической слабостью, бедняжек низводят до состояния скота. Что, если злодеи понятия не имели о том, что мы – Одаренные? Что, если они просто охотились?