Это из уже цитированной выше повести Евгения Носкова и Александра Тараданкина «Председатель из Угодки».

А вот что по этому поводу вспоминал сам Георгий Жуков:

На самом деле отношение к диверсантам было специфичным. Для него они были всего лишь одной из воинских частей, которые можно использовать для решения стоящих перед ним задач, особо не задумываясь о судьбе людей.

В качестве примера можно привести описание беседы Георгия Жукова с комиссаром спецотряда военной разведки (командир — капитан Иосиф Топкин) Василием Афанасьевичем Цветковым.

Перед отправкой за линию фронта руководство подразделения встретилось с начальником разведки Западного фронта полковником Яковом Тимофеевичем Ильницким. После короткой беседы Иосифу Топкину предстояло встретиться с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом Василием Даниловчем Соколовским, а Василию Цветкову с членом Военного совета — обычная формальность (представление начальству). А вот что произошло дальше:

Описанная выше встреча больше похожа на отношения командующего фронтом и командиров армейской разведывательной группы. Несколько дежурных вопросов, пожелание благополучного возвращения, и все. Обычно этот ритуал выполнял кто-нибудь из непосредственного начальства диверсантов, а не командующий фронтом. У военачальника множество других более важных дел.

А отношение Георгия Жукова к диверсантам НКВД было специфичным. В качестве примера приведем историю семи отрядов ОМСБОНа, которые погибли, выполняя приказы будущего маршала и его подчиненных. Формально отданные ими распоряжения были правильными. Фактически они обрекали людей на гибель, так как не учитывали особенности ситуации, сложившейся в отрядах. Знали ли об этом военачальники? Скорее всего да, так как радиосвязь с диверсантами была устойчивой. В своих воспоминаниях прославленный полководец по понятной причине не стал рассказывать об этом эпизоде.

Ранней весной 1942 года командующему Западным фронтом генералу армии Георгию Константиновичу Жукову нужно было любой ценой обеспечить небольшую, хотя бы на несколько дней, передышку для измученных боями в Московской битве войскам. Это можно было сделать двумя путями.

Первый вариант — заменить на новые части, а их не было. Вспомним, что осенью 1941 года в бой в качестве обычных стрелковых частей бросали курсантов военных училищ. Обычно так поступают, когда нет других резервов.

Другой вариант — хотя бы на несколько дней отодвинуть начало немецкого наступления, сорвав переброску подкреплений врага по железнодорожным магистралям «смоленского треугольника» Орша — Витебск — Смоленск.

Попробовали ВВС, но бомбардировочная авиация не смогла решить поставленной перед ней задачи. Наносить ведь удары приходилось в тылу противника, а там явное преимущество фашистов. Да и летчикам требовались точные указания координат целей для воздушных ударов.

Партизаны? Так весной 1942 года, что бы ни говорили советские историки, народные мстители действовали разрозненными отрадами. Может быть, они выполнили бы приказ командования Красной Армии, вот только кто им сообщит это распоряжение Георгия Жукова? Центральный штаб партизанского движения еще не был создан, спецотряды Четвертого управления только начинали действовать на оккупированных территориях и еще не успели трансформироваться в партизанские бригады. Оставленные за линией фронта партийные функционеры, те, кто пережил зиму, только начали устанавливать связи между отрядами в своих районах и областях.

И тогда Георгий Константинович Жуков решает использовать диверсантов. Они уже не раз доказывали свою эффективность и способность выполнить любое задание.

Военачальник ставит задачу: парализовать передвижение на магистралях оперативного тыла группы армий «Центр» на 7–10 дней. Спешно сформировали подразделение под командованием майора Петра Алексеевича Коровина (до отправки за линию фронта командовал 3-м батальоном 1-го полка ОМСБОНа), и 31 марта 1942 года 259 омсбоновцев в составе семи отрядов ушли за линию фронта.

Ушли на лыжах, хотя на дворе была уже весна. Другого способа перемещаться по глубоким сугробам с пятидесятикилограммовыми вещмешками[254] не было. И начались проблемы. Отряды начали растягиваться. По утверждению Владимира Воронова и Александра Крушельницкого, «один из семи отрядов — капитана Артамонова — за 19 ночей прошел 370 километров. Другой, старшего лейтенанта Баженова, одолел «лишь» 100 — в той оттепели лыжи годились разве что в качестве весел… Отряды растянулись на марше, и на отставшего обычно натыкался передовой дозор идущих следом. Разговор был коротким: «Дезертир!» Приговор приводился в исполнение на месте…».

Хотя самое неприятное ждало впереди. Если большинство спецотрядов Четвертого управления НКВД-НКГБ, ушедших за линию фронта, в это же время после такого марш-броска попадали в более или менее комфортные условия, например, расположение партизанской бригады, в не занятую немцами деревню или просто густой еловый или сосновый лес (нет проблем с дровами и сухо), то тех, кто дошел, ожидал неприятный сюрприз.

Выяснилось, что штабисты, определяя места дислокации (а обычно указывался конкретный район или несколько расположенных рядом друг с другом деревень), не учитывали особенностей местности. Один лесной массив находился в низине и поэтому был полностью залит талой водой, другой на поверку оказался жиденькой рощицей, третьего вообще не было в природе. Но дисциплинированные омсбоновцы разместили базы точно там, где было указано, — в затопленном лесу. Из шифровок в Центр: «Прибыл на базу назначения. Работа производится на лодках ввиду сплошной воды».