не имеет. Все хорошо, только шустрый больно и… За ним присматривать надо, чтобы из борозды не выскочил. Дальше.

Тесаков вздыхает.

Что? Надоело?

Т е с а к о в. Вот так. (Провел рукой по горлу.)

Г л у з д а к о в. Осознай! Мы людей выдвигаем, на высоту поднимаем. Их кругом разглядывать будут. Ни одного пятнышка не должно быть. За пятнышки мы отвечаем.

Т е с а к о в. Все кандидатуры обсуждались в парторганизациях, на активах, утверждены райкомом.

Г л у з д а к о в (сочувственно). Усидчивости у тебя маловато. А я по двенадцать часов мог не вставать из-за стола.

Т е с а к о в. За преферансом?

Г л у з д а к о в. Нет, вот здесь, в кабинете. Правда, от продолжительного сидения кровь отливает сверху вниз. Почему медицина рекомендует короткие перерывы и физзарядку, чтобы разогнать кровь по всему телу. Что мы и сделаем сейчас. (Выходит из-за стола и жестом приглашает Тесакова.) Давай, давай! (Начинает приседать.) Вот так, вот так… Веселей! (Напевает.)

«Возьмем винтовки новые,

на них флажки, —

и с песнею в стрелковые

пойдем кружки…»

Глуздаков и Тесаков настолько увлеклись физзарядкой, что долгое время не слышат настойчивом стука в дверь. Наконец услышали.

Т е с а к о в (приоткрывает дверь). К вам просится.

Г л у з д а к о в. Кто?

Т е с а к о в. Колхозник.

Г л у з д а к о в. Скажи — не могу, я занят. (Опять начинает приседать.)

Т е с а к о в. Говорит, по важному делу.

Г л у з д а к о в (не прекращая физзарядки). Скажи — пусть придет в субботу.

Т е с а к о в. Говорит, вы его хорошо знаете.

Г л у з д а к о в (начинает боксировать). Я очень занят!

Тесаков что-то сказал за дверь и захлопнул ее. Но посетитель оказался настойчивым. Он опять приоткрыл дверь и просит: «Скажите, что я — Левон Чмых».

Кто?

Т е с а к о в (загораживает собой дверь). Левон Чмых.

Г л у з д а к о в. Ладно. Давай.

Т е с а к о в (впускает Левона). Входи!

Л е в о н. Добрый день, Митрофан Сазонович!

Г л у з д а к о в. А-а, Левон… Ты входи, хоть я и очень занят. (Здоровается с Левоном за руку.)

Левон подмаргивает.

Какие новости? Что? Может, сома выследил? Или карасей подкормил?

Митрофан Сазонович разговаривает с Левоном по-дружески, но с достоинством, солидно, снисходительно, сохраняя определенную дистанцию. Частые встречи на рыбалке, конечно, способствовали демократичности в его отношениях к Левону, однако Глуздаков не забывал никогда, что панибратство с подчиненными не является достоинством руководителя.

Л е в о н. Нет, Митрофан Сазонович, на рыбалку еще рановато. Пойма еще не освободилась. (Тик у Левона не прекращается.)

Г л у з д а к о в (Тесакову). Ты иди погуляй, немного отдохни.

Т е с а к о в  вышел.

Что? Опять лесу: на шалевку, на доски?

Л е в о н. Нет, не угадали. Я уже огородился, обшалевался.

Г л у з д а к о в. Так, я видел. И обцинковался. Завидую тебе. Такой домок-теремок… Крепость.

Л е в о н. С вашей помощью, спасибо вам. (Подмаргивает.) Лесу теперь выписать не так просто. Везде строятся.

Г л у з д а к о в. Ну, рыбак рыбака всегда… (Тоже подмигивает.) Только одним спасибо не откупишься. По секрету тебе признаюсь: надумал и я крепость себе поставить, пока есть возможность. Через полгода-год ухожу на пенсию. (Хвастает.) Знаешь, брат, сахарной болезнью обзавелся. (Опять подмаргивает, как и Левон.)

Л е в о н. Это что, от сладкой жизни?

Г л у з д а к о в. Да какое там! Так вот, будешь у меня консультантом.

Л е в о н. По болезни?

Г л у з д а к о в. По строительству. Должен скопировать мне свой домик.

Л е в о н (обрадовался несказанно). Ну, конечно, Митрофан Сазонович! Да я душу вложу! Только… не скажут ли вам… У вас ведь и эта квартира хорошая.

Г л у з д а к о в. Но собственный дом — это все-таки собственный.

Л е в о н (радостно). О! О! Собственный! Слово-то какое! (Смеется.) Собственный! Сочное, как помидор. (Ожил, загорелся.)

Г л у з д а к о в. Черепаха живет до трехсот лет. Вчера жена вычитала в календаре. А почему? Ведь неразумная тварь, а собственный дом имеет. Куда ни пойдет — и дом с собой. Потому и долго живет. Не быть же нам глупее черепахи.

Л е в о н. Дорогой Митрофан Сазонович! Да я для вас… да я вам, как родному брату. Участочек возле дома какой будет? Полгектара?

Г л у з д а к о в. Да, видимо…

Л е в о н (горячо). Обязательно полгектара. Да разве в России земли мало? И садок помогу посадить. Самые лучшие сорта. И ягодник, и пчелок разведу, если пожелаете… Ах, как правильно вы придумали!

Г л у з д а к о в. Одобряешь, значит?

Л е в о н (даже светится). Да это же просто ра-ай! Маленький, но свой рай… Это вам не райисполком! Пенсию вы заслужили, пора уж и о себе позаботиться, о старости.

Г л у з д а к о в. Да, не молодец уже…

Л е в о н. О чем и толкую. А Америку пускай молодые перегоняют. Не в наших летах вперегонки бегать.

Г л у з д а к о в. Верно. Не та прыть… Физических сил не ощущаю. Духовных — это сколько угодно. А вот физических…

Л е в о н. Только… (Умышленно не договаривает, нервно подмаргивает.)

Г л у з д а к о в. Что — только?

Л е в о н (медленно). Бумажку из области вы получили?

Г л у з д а к о в. Да их мне тут возами возят. А какую?

Л е в о н. О перегибах.

Г л у з д а к о в. О перегибах? Где?

Л е в о н. В нашем районе. (Подчеркивает.) В вашем. В нашем колхозе.

Г л у з д а к о в (неуверенно). Какие перегибы?

Л е в о н. На вчерашний день какая об нас политика у партии и правительства?

Г л у з д а к о в (соображая — не подвох ли?). Правильная политика.

Л е в о н (похвалил). Верно! Можешь разводить свиней, держать коров, овец, кур… Кого хошь. Я, конечно, и приспосабливаюсь к такой политике.

Г л у з д а к о в. Ну и на здоровье.

Л е в о н. А наши руководители в колхозе. По-своему гнут. Они меня критикуют, грозят пальцем, на смех поднимают, всякими разными словами обзывают: индивидуй, мелкий империалист. Это я! По какому праву? Мне, может, медаль или даже орден «Знак почета» положен. А они! Пришли бы да спросили бы: «Может, тебе, Левон Степанович, комбикорма нужны, или сенцо, или какая-нибудь малогабаритная техника-механика?» А они, что сделали?!

Г л у з д а к о в. Ну-ну, сам перегибаешь. Технику захотел.

Л е в о н. Ну, ладно, пущай без техники. А они хотят обрезать мой приусадебный участок! По какому такому всесоюзному закону? Нет такого закона на обрезание!

Г л у з д а к о в. Тут, пожалуй, перегиб.

Л е в о н (горячо). Именно! Превышение власти. (Посмелел.) Ну, подумайте, Митрофан Сазонович! Если там, в верхах, решили дозволить… Так тут, эти… замухрышки… Да я им…

Г л у з д а к о в. Ну-ну, тоже мне — Пугачев нашелся.

Л е в о н. Ну, ладно, зарвался, положим. Но ведь они-то ошибаются? Ошибаются! Вознамерились даже… планируют… прицелились частные дома ликвидировать. Дома! Свои! Собственные! А?

Г л у з д а к о в (даже испугался). Что ты говоришь?

Л е в о н. Именно! Колхозные строят. Дают — живи, но ведь не твой, не собственный. Перегиб? Перегиб!

Г л у з д а к о в (соглашается). Перегиб. А откуда ты взял, что из области есть бумажка?

Л е в о н (уверенно). Должна быть.

Г л у з д а к о в (справляется у Тесакова в другой комнате). Пал Палыч! У нас есть письмо из области о перегибах Буйкевича и Зайграя?

Г о л о с  Т е с а к о в а. Первый раз слышу.

Г л у з д а к о в (сердится). Черт возьми!

Л е в о н (про себя). Неужели и там под сукно положили?

Г л у з д а к о в (паникует). Что за порядки? Полрайона знает о письме, а мы впервые слышим! (Тесакову, неожиданно резко.) Ищи! (Левону.) А ты откуда знаешь?

Л е в о н. Как же мне