красивостей музыка и Конь, который специально безынтонационно то ли поёт, то ли читает не поймёшь о чём. Это про путешествия? Про разочарование? Про усталость от отношений?

И что это, рок? Авторская песня? Женя не разбиралась, да и желания не было. Ей особенно не понравилось про красное платье.

красное платье

красное платье

кажется блядь я

кажется блядь я

кажется все друзья мои бляди

но мы как-то ладим

мы как-то ладим[4]

Что у этого Коня может быть общего с Дашкой, поражалась Женя. Дочь бы никогда не стала такое слушать. Или я её плохо знаю?

Она её плохо знала.

Зато Жене понравилась Сашина мать, нервная маленькая брюнетка. Как она царапает себе руки, показывали в каждом репортаже из суда. А ещё она работала почти в самом центре — кем-то офисным, логистом что ли, в обувной сети, — не нужно специально искать-вылавливать.

Женя выбрала Вику первой целью. Встретила на улице, предложила выпить кофе в «Трэвэлерсе» на Маркса.

По тем фото и видео, что с Вики сняли после ареста «комитетчиков», Женя заключила, что та наверняка забьётся в истерике или заплачет, как только с ней заговоришь. Но нет, Вика очень спокойно выслушала, кто такая Женя и откуда, скептически её осмотрела и сказала — ну что ж, поговорим. Только почему в «Трэвэлерсе»? В «Академии» кофе получше будет.

Женя усмехнулась — «Академия» стоит как раз напротив следкома, но ничего не сказала.

Она наугад ткнула в какое-то латте в меню, Вика заказала вообще не глядя.

— Вы знаете, где их сейчас держат? — сразу же спросила она.

Женя не знала.

— Сначала на Республики были. Но после митингов перевели. Никто из моих не говорит, куда.

— Из ваших?

— Может, на «ты»? — Женя потянулась за своим «айкосом», но наткнулась глазами на табличку «…и электронные сигареты». Чёрт. — Я по работе с полицаями иногда шу-шу. Спрашивала у них.

— А на митинги ходили?

Это Вика, вероятно, про те два митинга, которые организовали «соучастники» «Комитета» и которые закончились обезьянниками, административками и уголовками, кучей отчислений из институтов. Там страшно били парней, которые пробовали поставить к дверям СИЗО бутафорскую колоду с воткнутым топором. Женя смотрела видео: от удара дубинкой у одного из них вылетают изо рта кровавые слюни.

Женя снова покачала головой, а Вика после этого неприязненно подобрала губы и даже несколько отодвинулась от стола.

— И почему?

Ну как. Потому что Женя бегает от прокурорских, вырезая себя из окружающего пейзажа. Потому что пока это всё равно что самим сдаться синим, не имея при этом смелости проломить хотя бы пару голов. Потому что ещё понадобится выйти, а собирать уже и некого. Потому что…

— Меня не было в городе, — сказала она, в общем-то, правду.

— Вот как.

Минус два очка харизмы, прокомментировала бы Дашка. После таких потерь НЛП-коучи (да, Женя ходила на пару подобных оргий) советуют перейти в наступление, перенаправить разговор. И не то чтобы Женя следовала их советам… но, кстати.

— Скажи, а ты веришь в Бога?

Вика нахмурилась, дёрнула уголком рта, будто бы отменив в последний момент болезненную улыбку. Неуютный для неё вопрос.

— Это тут при чём?

— Скажи как есть.

Думает, я её сейчас потащу в «Белое братство» какое-нибудь, решила Женя. Или предложу свальный грех за здравие наших детей. Или что там ещё можно придумать?

— Не знаю, — всё же доулыбнулась Вика. Совершенно неестественно. — Наверное. У нас же все православные.

— А Саша?

Вика вздрогнула. Посмотрела зло. Она давно определила себя жертвой, и теперь требует учёта этого статуса. Ей кажется, что личные вопросы про сына — особенно теперь — не может задавать никто. Не имеет морального права. Вообще не имеет права. Это запрещённый приём. Оскорбление чувств.

— А ваша Даша? Она верующая?

Встречное нарушение границ.

— Нет, — легко отозвалась Женя. — Мы обе с ней мимо.

— Тем более, зачем тогда про нас?

— Чтобы сообразить, как сподручнее объяснить. — Жене пришло в голову выражение «объяснить на пальцах», и её аж передёрнуло.

— Я верю! — внезапно объявила Вика.

Женя кивнула. Тёпленькая пошла.

— Это хорошо. Ты не подумай, я не собираюсь тащить тебя в секту… — начала она и тут же подумала: хотя на самом деле собираюсь. Но это по-другому. Почему по-другому? Потому что у нас не про религию? Потому что у нас вместо богов только дьяволы? Может быть такая религия — только про дьяволов? Или так бывает лишь в реальности? — Давай я расскажу вот так…

И она рассказала.

Кыши-кыс, шипела она. Зимний Прокурор, скалилась она. Синие черти, водила рукой по воздуху она. Ангел-телохранитель улыбнулся нам чужим беззубым ртом, Вика. Не смотри ему в глаза. И в людоедскую пасть не заглядывай. Где Его гнев? Где Его церковь? Храм новой веры придётся собирать самим.

— По-моему, как-то слишком похоже на Стивена Кинга, — попробовала очередную — ироническую — улыбку Вика.

Женя не читала. Она всегда говорила себе, что у неё нет времени на художку. Но имя, конечно, слышала. «Кладбище животных», да?

— Знаешь, для наших мест придуманные ужасы — это сразу двадцать два, — сказала она. — Перебор. Мы и без фантазий справляемся. И так всё как коматозный приход.

— Слушайте, Женя, — Вика всё же начала нервно сцеплять пальцы, — я, может, показалась вам какой-то дурой…

Показалась. И что?

— Я думала, что я привыкла к постоянной дичи, но то, что вы, Женя, говорите — это просто какое-то… Вы можете это как-то подкрепить?..

— Мне не нужно это подкреплять, — спокойно сказала Женя. — Это как доказывать Бога человеку, который верит в спасительную силу расстрелов. Скажи, твой сын — террорист?

— Никакой он не террорист!

— А кто тогда это придумал?

— Ну кто, следственный комитет…

— А следственному комитету кто это придумал?

— Сам себе и придумал. Сказали искать врагов…

— Может, и сказали, — не стала спорить Женя, — но прокурорским же не обязательно говорить, они же и сами могут, правда? И всегда могли.

— Это было бы слишком просто, — сказала Вика.

— А всё всегда довольно просто. Вот и тут. У тебя нет другого выбора: или я, или прокурорские, — веско сообщила Женя. — Или спасение, или потеря сына.

— Ну уж вы скажете, — со злостью начала Вика, но Женя не стала дослушивать.

— Через неделю в «Трэвэлерсе» в это же время, — сказала она, поднимаясь из-за стола.

Она не сомневалась, что Вика придёт. Женя была слишком дефицитным товаром на рынке — у неё было то, чего не было ни у Вики, ни у остальных