Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да фиг его знает, – пожал я плечами, а сам подумал, что, наверное, он прав. Меня сюда не просто манит, а просто тащит что-то, или это эти долбаные драгоценности… Ну вот, опять на «бабки» все перешло.
– Центр весь как стройка, туда можешь не ходить, точнее, жилья ты там не найдешь, двигай в частный сектор, могу подсказать одну старушку, что будет рада солдату.
– Буду благодарен за помощь, – кивнул я головой.
По какой-то нелепой иронии судьбы, старушка, что сосватал мне милиционер, жила в двух кварталах от того места, где я сжег мертвых чекистов. Воспоминания были нехорошими, меня аж коробило всего, нет, вовсе не от того что убил советских людей, я их и еще раз бы убил. Вспоминались Востриковы и их соседи, дети, убитые чекистами из-за моего чемодана. Встряхнувшись, постучался к бабульке в окно. Спустя минуту меня уже впустили в дом. У меня с собой был чай, завернутый в газету, поэтому выложив на стол, предложил старушке заварить. Бабулька, с виду лет восемьдесят, худющая как вяленая рыбка, быстренько раскочегарила печку. Рядом с большой, как и положено, в пол-избы, стояла маленькая буржуйка. Вот на ней чайник и стоял сейчас, закипая. С бабулей, Марией Алексеевной, мы попили чаю, я расспрашивал о жизни при немцах и сейчас, она меня расспросила о фронте, где сейчас и что делается. Просидели до вечера. Прогуляться я не пошел, милиционер строго предупредил не ходить поздно вечером и ночью по городу. Вместо этого я перекурил на дворе, да и завалился спать. Баба Маша, как сама она просила себя называть, даже белье мне хотела постелить, но я отказался, сославшись, что не мылся несколько дней и не хочу его пачкать. Улегся на широкой лавочке возле печки и, накрывшись шинелькой, быстро уснул.
Наутро, после подогретого вчерашнего чая, я начал думать о будущем. Мне предстояло как-то выкопать чемодан, а также его как-то тащить, а он немаленький. Узнав у бабы Машы, что в городе есть базар, я туда навострил лыжи, благо сегодня было воскресенье, и он должен был работать.
Базар представлял собой просто небольшой развал, на котором продавали всякую фигню. Что удивило, в свободной продаже были элементы немецкой формы. Брюки, кителя и тощие фрицевские шинели. Кто их покупает, осталось для меня загадкой. Единственно, я увидел, как один дедок торгует старой обувью, к нему я и подошел, у меня свои сапоги скоро развалятся. После недолгого осмотра барахла хотел было уже уходить, как дед, явно распознав, что у меня есть деньги, вытянул из-под старых мешков немецкий ранец, а из него отличные егерские ботинки, с высоким голенищем и шнуровкой.
– Откуда, дед? – только и смог вымолвить я и чуть не рассмеялся, услышав ответ.
– Эхо войны, внучек.
Вот так.
Став обладателем отличной обуви, пришлось, правда, свои галифе натянуть поверх шнуровки, чтобы в глаза людям не бросались, а то мало ли, сочтут за шпиона. Тут это раз плюнуть, несмотря на то что люди вокруг одевались кто во что горазд. Я приобрел дополнительно большой, явно старый еще с царских времен чемодан. На нем не было ручки, но я что-нибудь приделаю, а также купил комплект не очень сильно застиранного нательного белья. А то хожу как бомж, даже переодеться не во что. Надо бы еще гражданку купить, мне теперь можно, все по закону. Подумав перед уходом с базара, решил, что надо покупать прямо сейчас, так как вылазку за сокровищами лучше сделаю в гражданской одежке.
Как же я хвалил сам себя, когда отправился на немецкое кладбище за закопанными драгоценностями, переодевшись в гражданку. Четыре раза меня останавливали и проверяли документы. Повезло еще в том, что братская могила наших бойцов располагалась рядом, иначе объяснить свое нахождение в этом месте было бы трудно. Как я и предполагал, кладбище не тронули. Может, позже перенесут, но пока все было так, как в последний раз, когда я делал здесь захоронку. Вот только один черт, придется копать или ночью, или хотя бы поздно вечером, так как здесь поблизости находились люди. Навестив могилу наших бойцов и осторожно поглядывая на немецкое кладбище, что было совсем рядом, я сделал правильный вывод и не пошел днем туда. Отправился гулять по окрестностям. Добрался, правда, устал как собака, до Мамаева кургана. Здесь еще ничего не делалось. Кругом были бесконечные воронки и неглубокие траншеи. Трупов, конечно, не было, всех собрали, но вот «железо» убирать явно не спешили. Запнувшись на очередной железяке, оказавшейся стволом МГ, я чертыхнулся. Вот же блин, понятно, откуда люди будут еще семьдесят лет тащить «железо». Если рядом с городом и то не удосужились еще прибраться, то что уж говорить о полях и лесах. Решив, что ну его на фиг, ушел от греха подальше с кургана. Не ровен час, еще и на мину наступишь, а склоны тут «засеивались», я слышал об этом тогда. Так, прогуливаясь и разглядывая весенний Сталинград с холмов вокруг города, я и дождался вечера. Перед тем как идти на кладбище, я сделал приличный крюк, уводя возможных наблюдателей далеко в сторону. Отмахал лишних километров пять, но зато был спокоен, что если и были филеры, то уж теперь-то я хорошо их запутал. Была только одна проблема, вечером, а точнее уже практически ночью, я видел вообще плохо. Белесая пелена днем была менее навязчива, но вот сейчас… Для этого я и путал следы, просто потому, что видел очень хреново, и что-то мог пропустить. Лопата оказалась там, где я ее и оставлял, за пару месяцев грунт лишь осел, делаясь более плотным, но где искать я знал, так что проблемы не было. Еще раз внимательно осмотревшись, я направился к немецкому захоронению. Вроде вокруг тихо, и это, если честно, пугает сильнее, чем грохот. Привык уже на фронте, даже спал хуже, если над головой не стреляют. Спустя полчаса работы малой лопаткой я выдернул чемодан из довольно пахучей ямы. Сразу насторожило то, что он был сырой и какой-то склизкий, а воняло из него…
Развернув наволочку, прихватил на базаре, я высыпал все содержимое на нее. Так и думал, деньги, что наши, что немецкие, превратились в комки сырой бумаги, но драгоценностям-то ни фига не будет, сколько бы ни пролежали. Сбросив деньги в яму, я быстренько зарыл ее обратно, а все цацки пересыпал в свой сидор. Нести так будет удобнее, несмотря на большой вес. Накинул сверху гражданский плащ, прикрывая ношу, хоть на первый взгляд в глаза не бросится, я, опять делая большой круг, пошел назад в город. Навыки ползания в разрушенном городе пришлись кстати. Уже практически был возле дома бабы Маши, когда увидел патруль. Скорее, услышал, конечно. Правы, видимо, ученые и врачи в будущем, говоря, что у незрячих людей сильнее развиты органы слуха, и наоборот, кажется. Заныкался в каких-то развалинах, хотя тут такие кругом, это центр почти вычистили. Там смрад такой стоял, что в первую очередь разгребали, чтобы избавиться от трупов. Помню, видел после капитуляции гитлеровцев огромную кучу трупов, рядом с Мамаевым курганом, их туда свозили и сваливали словно мусор. Хоть я и испытал на себе, что собой представляли немцы и тот порядок, что они нам сюда притащили, но такое обращение с мертвыми меня сильно напрягало. Нельзя поступать с людьми так, хоть и враги, но… Чем мы будем от них отличаться, если сами как звери? Патруль миновал место, где я отлеживался, а я, кажется, забыл, как дышать. В какой-то миг я почувствовал, что кто-то из солдат патруля смотрит прямо на меня. Вернулся на место постоя, можно сказать, посреди ночи. Баба Маша давно спала, а я, раздевшись, вынес из избы ведро воды и начал отмываться. Мне в санбате, когда уезжал, сестричка подарила кусок мыла, какое-то даже приятно пахнущее, вот я и наводил чистоту. Укрывшись на дворе от возможного прохода по улице патруля, я плескался до той поры, пока сам уже не почуял, что вроде как от меня перестало вонять. Одежда, в которой я был, была плотно завязана в узел и спрятана под сараем. Нашел углубление, возможно, собака рылась, туда и спрятал, если дальше все будет спокойно, утоплю потом в реке. Да, в городе появились собаки, откуда и пришли? Немцы зимой сожрали тут все, что хоть как-то напоминало живность. Вновь облачившись в свою старую и здорово застиранную форму, я вернулся в дом и лег спать. Старушка даже не пошевельнулась, когда я укладывался. Разбудила меня баба Маша, казалось, как только я уснул. На самом деле время было уже около семи утра.