— Молодец, быстро схватываешь!

— А я вообще способный, — задиристо вздернув подбородок, ответил Вовка, подпустив в голос тщательно выверенную нотку легкой наглецы.

— Ну-ну, посмотрим… — по лицу Кастета скользнула мимолетная тень улыбки. — Ладно, нечего здесь сидеть. Приглашаю в гости.

Недокуренная сигарета ловким щелчком пальцев была отправлена в примостившуюся рядом урну, а сам бритоголовый до хруста в спине потянувшись, поднялся с лавочки и зашагал к подъезду. Шел, даже не оборачиваясь, абсолютно уверенный, что Вовка тут же последует за ним. Конечно, домашний мальчик Вова когда-то в раннем детстве имел беседу с родителями на тему недопустимости хождения на квартиры незнакомых людей, но сейчас явно был не тот случай, потому помявшись несколько секунд он все же шагнул на ступеньки крыльца. Ободранная рассохшаяся дверь, снабженная неожиданно мощной пружиной хлопнула за его спиной, навсегда отрезая выход обратно в прошлую беззаботную, простую и ясную жизнь. Вот только в тот момент Вовка еще не понимал этого. А если бы понимал, то возможно бросился бы тут же обратно. А может быть и нет… Как знать?

Жил Кастет на третьем этаже в маленькой двухкомнатной квартирке. Несмотря на бедность обстановки и явную нужду хотя бы в косметическом ремонте, в квартире царили чистота и порядок, все вещи были аккуратно разложены по местам, создавая впечатление нахождения не в жилом помещении, а в отлично отлаженном производственном цехе, библиотеке или операционной. Порядок, конечно, дело хорошее и нужное, но конкретно здесь его было явно чересчур. Вовка даже остановился в нерешительности посреди прихожей, опасаясь что-нибудь задеть, или ненароком испачкать. Чутко уловив его настроение, видимо не впервые сталкивающийся с подобной реакцией гостей Кастет успокаивающе буркнул через плечо:

— Не обращай внимания. Это мать моя извращается. Совсем сдвинулась на чистоте. Ходишь, как по музею. Потопали в мою берлогу. Да, чуть не забыл, разуваться не надо.

Подавая гостю, пример он бесцеремонно зашлепал пыльными тапочками по натертому до зеркального блеска паркетному полу. Вовке ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Правда он все же старался идти чуть ли не на цыпочках, чтобы лишний раз не следить.

Берлога Кастета располагалась сразу за большой комнатой игравшей роль зала и являла по сравнению с ней разительный контраст. Сразу было понятно, что в этих двух комнатах живут совершенно разные люди, у каждого из которых имеется свой собственный мир, куда соседу ход заказан. Первое на что натыкался взгляд в комнате Кастета был огромный рисованный красками плакат, в центре которого стоял бритый наголо парень в высоких черных ботинках, сжимающий в правой руке бейсбольную биту, левой рукой он обнимал светловолосую девушку, прижимающую к груди младенца, рядом с ней присел на корточки рабочий в спецовке и оранжевой строительной каске, справа от бритоголового замер солдат в камуфляже. На заднем фоне дымили заводы, шли по полям комбайны, и вставало из-за горизонта ярко-оранжевое солнце. Над солнечными лучами кроваво-красными буквами горел девиз: «Когда мы вместе, нам все по силам!» Вдоль стены тянулись плотно заставленные книжные полки, сбоку притулился компьютерный стол с отражающим стремительно несущееся навстречу звездное небо монитором. У дальней стены аккуратно заправленная кровать, над ней крупномасштабная карта России, испещренная непонятными пометками и маленькими бумажными флажками на булавках. Особое внимание Вовки привлекли три пары белых шнурков повязанные на три вбитых прямо за дверью гвоздика. Еще один гвоздик вбитый рядом, сейчас пустовал, пока только ожидая свою пару. Уловив его взгляд, Кастет криво ухмыльнулся, непонятно заявив:

— Смотри, смотри, молодой, когда-нибудь и у тебя такие будут…

Вовка счел за лучшее более подробно не расспрашивать, что-то подсказывало ему, что за этими на первый взгляд вполне безобидными предметами кроется какая-то мрачная тайна, которую, если уж совсем честно, ему не слишком-то хотелось знать.

— Присаживайся, — Кастет махнул рукой в сторону мягкого кресла с пепельницей на подлокотнике.

Вообще, судя по въевшемуся в стены и мебель крепкому табачному духу можно было легко догадаться, что хозяин берлоги не часто утруждает себя выходами на улицу для перекура. Некурящий Вовка слегка поморщился, но изо всех сил старался не показывать вида, что ему неприятна затхлая прокуренная атмосфера. Кастет, небрежно скинув тапочки, с ногами забрался на кровать и, видимо сочтя на этом прелюдию достаточной, огорошил в Вовку лобовым вопросом:

— Ну и что к нам привело?

— Ну я… Это… В общем…, - жалко замямлил Вовка, чувствуя, что и в самом деле никак не может четко сформулировать, что он собственно забыл в этой провонявшей табаком берлоге.

— Желание бороться за русскую национальную идею, наверное, — пришел ему на помощь едва заметно усмехающийся Кастет.

Вовка облегченно вздохнув, быстро закивал, строго говоря, эфемерная национальная идея была не совсем тем, что он имел в виду, но сейчас он готов был согласиться и на это.

— А ты хоть отдаешь себе отчет, к кому именно желаешь присоединиться в этой борьбе? — теперь в вопросе звучала неприкрытая ирония.

Может быть, именно реагируя не нее, Вовка неожиданно даже для самого себя набычился и, резко кивнув головой, брякнул:

— Отдаю!

— Да ты что?! — притворно восхитился Кастет. — Так кто же мы тогда, по-твоему, такие? Просвети, сделай милость!

— Ну… Это… — вновь замямлил Вовка, чувствуя себя полнейшим идиотом.

— Ладно, не пыжься, — взмахом руки прервал его терзания хозяин берлоги. — Ты этого знать просто не можешь. Ибо привели тебя сюда не политические убеждения, а просто инстинктивный протест против засилья чуркабесов и цунарефов, наводнивших наш город. Ты просто впервые встретил тех, кто реально им противостоит и потому по молодой горячности тут же решил к ним присоединиться, не раздумывая над их мотивами и политической платформой. Так?

Вовка обреченно кивнул. Мало того, что все было действительно именно так, он еще и поражен был неожиданно правильной и грамотной речью, услышать которую от уличного бойца никак не ожидал. Наслаждаясь произведенным эффектом, Кастет несколько томительных секунд молчал, а потом рубанул резким как выстрел вопросом:

— О скиндхед движении что-нибудь слышал?

Огорошенный Вовка вновь смог лишь кивнуть, да жалко пискнуть:

— Это которые Гитлеру поклоняются…

— Чего? — в голосе Кастета мелькнули жесткие металлические нотки. — Не повторяй чухню, если сам не разбираешься! Поклоняются идолам и богам. А скинхеды просто чтят память Гитлера, как одного из величайших арийских вождей. Понятно?

— Понятно, — робко пискнул Вовка. — Но ведь Гитлер, он того… Ну, это…

— Что «того», что «это»?! Сейчас ты мне будешь говорить, что Гитлер маньяк и убийца, развязавший самую кровавую войну в истории человечества, рассказывать о миллионных жертвах нашей страны в этой бойне и нести прочий пропагандистский вздор изобретенный фальсификаторами истории. Так? Так… Потому можешь не трудиться, все аргументы, которые ты можешь привести, мне прекрасно известны. Заодно и время сэкономим.