Она вспомнила, как отец тоже заставлял ее двигаться, застав за чтением или грезами. «Женщина, которая хочет жить по велению своего сердца, – подумала она, – должна держать самцов на почтительном расстоянии». На четвертый день пошел проливной дождь, и Альбер сказал:

– Может, разумнее вернуться в Париж? Кажется, погожим дням пришел конец.

Она тут же согласилась, в глубине души довольная его предложением, но нашла горькое удовольствие в повторении этих слов: «Погожим дням пришел конец».

От Клер Ларрак к г-же Форжо

Париж, 28 сентября 1917

Дорогая мама, вас, наверное, удивит письмо, присланное из Парижа. Дело в том, что мы вернулись на авеню Габриэль, хотя и намеревались пробыть в Версале не меньше недели. Но Альбер сейчас буквально задыхается от дел, вдобавок на заводе возникли кое-какие проблемы с рабочими. Их манифестации были направлены не против моего мужа, но против правительства и против войны. Состояние умов в настоящий момент оставляет желать лучшего. Мятеж в войсках заразил многих гражданских лиц, которые открыто требуют заключения компромиссного мира. Вчера Альбер взял меня с собой на обед с Брианом, который очень понравился мне еще на прошлой встрече, несколько месяцев тому назад. Он необыкновенно обаятельный человек, даже внешне: светло-голубые глаза, пышная, как у поэта, шевелюра и знаменитый «виолончельный» голос. Он убежден в необходимости переговоров и как будто получил гарантии со стороны Австрии. «Мой главный козырь, – сказал он, – в стремлении завладеть Эльзасом и Лотарингией». А еще он настаивает на необходимости спасти Габсбургов (вы ведь помните, что это было одним из главных убеждений папы). «Австро-Венгерская империя, – утверждает Бриан, – необходима для равновесия сил в Европе». Но в этом вопросе он расходится с г-ном Пуанкаре, а Альбер потом сказал мне, что лично он разделяет мнение Пуанкаре. Я, конечно, ничего не знаю и молчу, только слушаю…

Я нервничаю и устаю от домашних дел. Вы советовали мне сразу же взять в руки управление домом, и, вернувшись в Париж, я сделала такую попытку, но это оказалось совсем нелегко. Слуги давно уже привыкли все делать по-своему. Расходы на хозяйство просто невообразимы. За одни цветы с нас берут втрое-вчетверо дороже того, что они стоят. Я обратила на это внимание нашего мажордома Оноре, но встретила довольно резкий отпор. Альбер, с которым я решила это обсудить, только пожал плечами, сказав: «Какие пустяки, это просто капля в море!» Может быть, люди, достигшие такого достатка, свыкаются с тем, что их неизбежно обворовывают, как Вооз сознательно оставлял на поле колосья для сборщиц. Но вы меня воспитывали совсем в другом духе, и такой подход оскорбляет мои чувства провинциалки.

Вторая причина моей усталости – недосыпание. Альбер, который вообще мало спит, любит вечерами ходить в театр или встречаться с друзьями. Мы ложимся за полночь, а по утрам он встает ровно в семь часов. Таким образом, ночь получается совсем короткой, и я сплю не только мало, но и плохо. Никогда еще (если не говорить о детстве) меня так часто не мучили кошмары. А днем я постоянно вижусь с Сибиллой, которая помогает мне одолевать подводные рифы на нашем заводе. Дело в том, что Альбер поручил мне решение всех социальных проблем его рабочих, но и они тоже относятся ко мне как к незваной гостье. Особенно я робею перед работницами. Мне кажется, я никогда не смогу им понравиться. Я подхожу к ним с самыми добрыми намерениями. Но как внушить им доверие к себе? Я действую вслепую и… совершаю тысячи промахов.

Вчера нас пригласил на обед дядя Шарль. Мой муж его любит, но держится невысокого мнения о его финансовых способностях. «С Форжо очень удобно иметь дело, – иронически сказал Альбер, – с ним никогда не ошибешься: достаточно лишь скрупулезно, пункт за пунктом, следовать его советам с точностью до наоборот». Бедный дядя Шарль! Он все-таки прекрасный человек, а сколько сил кладет на то, чтобы стыдливая мадам Жанен все-таки могла петь в опере, – это просто трогательно! Передайте мисс Бринкер, что благодаря ее урокам английского я снискала большой успех у британских офицеров, заполонивших в настоящее время Париж. Попросите ее написать мне и пишите сами, мама! Пока идет этот трудный период адаптации, я нуждаюсь в вашей и ее поддержке, ведь вы обе так хорошо знаете меня.

Нежно обнимаю вас,

ваша Клер

В начале октября Роже Мартену дали недельный отпуск, и патрон решил устроить приватный ужин в его честь.

– В тесном кругу, – сказал он Клер. – Сам Роже, его жена, Ларивьер, Шарль Форжо и супруги Верье.

– Верье? – вздрогнув, недовольно воскликнула Клер.

– Да, разумеется, Верье. Не забывайте: именно Верье замещает Мартена на заводе. Им нужно будет обсудить много важных дел.

– Не сомневаюсь. Но разве они не могут обсудить их прямо на заводе? Впрочем, Гийом Верье меня вовсе не смущает. А вот Роланду мне не хотелось бы принимать у себя в доме.

Но Ларрак строго возразил:

– Это еще что за капризы? Пока Гийом Верье является моим прямым заместителем, необходимо, чтобы все мы жили в добром согласии. Я не прошу тебя любить Роланду, я и сам ее не люблю.

– Но любил?

– Да никогда в жизни! Как можно любить женщину с таким характером?!

– Тогда чем же объяснить вашу связь?

– О, ну что ты хочешь, малышка! Красивая, дерзкая женщина, которая сама мне навязалась. Когда мужчина моего положения ведет тяжелую трудовую жизнь и все его мысли заняты только работой, ему нужен или брак, или любовница, которая упрощает все предварительные формальности… Ухаживание отнимает слишком много времени.

– А вам не кажется, Альбер, что в браке тоже иногда следовало бы потратить хоть немного времени, чтобы вызвать любовь к себе?

– Ну, разумеется, – неохотно ответил он, – разумеется! Только не говори мне «вы» и не ищи со мной ссоры, малышка! Если бы ты знала, сколько дел мне еще нужно переделать до вечера! Утром совещание в Министерстве вооружений;[73]днем совещание у Хольмана по поводу строительства нового завода в Канаде; в пять часов совещание с представителями ВКТ[74]по поводу зарплат… Нетрудно понять, что при такой занятости прекрасная Роланда отходит на последний план… Позвони ей, пригласи на ужин и выбрось это из головы.

Клер признала его правоту и не стала спорить, но вместо того, чтобы звонить, отослала приглашение по почте, указав, что это «ужин в тесном кругу, мужчины могут прийти в пиджаках». А Сибилле, с которой в тот день Клер обедала наедине, она сказала: