Образ Тензора стоял перед глазами Караны. Черные волосы аркима развевались на ветру, борода воинственно топорщилась. Он воздевал к небу руку, сжатую в кулак, и кричал: «О, дайте мне власть!»

Вполне заслуженное уважение, которое Карана питала к Тензору, граничило с благоговением, тем не менее ей всегда было не по себе в его присутствии. Ей постоянно казалось, что он ею недоволен, словно в результате строгой оценки пришел к выводу, что она в чем-то неполноценна; а может быть, он что-то имел против ее отца, покинувшего свой народ. В первое время ее пребывания в Шазмаке именно Тензор помогал ей развивать способности, о которых она тогда почти ничего не знала, но она не получала от обучения большого удовольствия и даже мучилась от ощущения, что чего-то из-за него лишилась. А позднее, когда Тензор отослал Раэля в восточные города, Карана догадалась, что он сделал это из-за нее.

Но может, ей все-таки следовало отдать Зеркало Тензору? В конце концов, она была столь многим обязана аркимам, что ей стоило попробовать их отблагодарить. И все же аркимы не стали защищать ее от приставаний Эмманта! Уже из-за одного этого она не чувствовала себя перед ними в неоплатном долгу. Интересно, как Тензор поступил бы с Зеркалом? А вдруг оно только раздуло бы его злобу и неукротимую ненависть?

Так кому же его отдать? Феламоре или Тензору? Феллемам или аркимам? Какой народ больше достоин такого подарка? И чем хуже их Иггур, которого, несмотря на его замашки завоевателя, многие считали человеком справедливым, стоящим за закон и порядок?

«Ну что ж! — подумала она. — Я заварила эту кашу, мне ее и расхлебывать. Придется постараться не ошибиться в выборе».

Погруженная в эти невеселые размышления, Карана ехала по становившейся все более и более пустынной местности, пока не добралась до Флумена, а потом углубилась в Сандорские холмы, преодолев за каких-то восемь дней целых сто лиг. За все это время она не заметила никаких признаков погони и немного успокоилась. Вот тогда-то на нее и посыпались новые несчастья.

Она слишком быстро гнала Трикса по Сандорским холмам, и конь, споткнувшись на неровной земле, упал и сломал переднюю ногу. У нее разрывалось сердце при виде несчастного животного, беспомощно лежавшего посреди дороги и жалобно смотревшего на нее своими большими влажными глазами. Но у нее не было выбора. Она в последний раз обняла потную шею Трикса, потом закрыла глаза и одним резким движением перерезала ему горло. Горячая кровь залила ей руку и одежду, а конь устало склонил голову в пыль.

Когда Карана отвернулась от трупа, по ее покрытым толстым слоем пыли щекам струились слезы. Она долго не могла забыть этого ужасного момента. Еще много дней ей казалось, что рука у нее пахнет лошадиной кровью. Она так загрустила, что перестала подавлять свои страхи и чувства, чему научилась, спасаясь от вельмов в болотах.

В Сандорских холмах ее вновь стали посещать странные сны. Однажды ей опять приснились вельмы в надвинутых на лбы капюшонах, пытающиеся учуять ее по запаху страха. Этот сон был еще страшнее прежних, потому что в нем рядом с вельмами Карана увидела огромную собаку, в глазах которой отражался огонь костра. Это продолжалось две ночи кряду. На третье утро, пробудившись, Карана заметила далеко у подножия холмов вельмов. И снова ей пришлось спасаться от погони. Вскоре бегство от вельмов через болота и настоящее слились в ее сознании в один непрерывный кошмар. Передышка, которой ее наградила судьба после того, как она выбралась из заболоченного леса несколько недель назад, казалась теперь лишь невероятно далеким мимолетным мгновением отдыха.

В эту ночь она даже не решилась прилечь и дремала стоя, прислонившись спиной к огромному валуну. Вдруг ветер донес до нее душераздирающий вой, низкий, хриплый, бесконечно долгий. Карана в ужасе очнулась. Вой прекратился так же внезапно, как и начался. Наступила тишина, но Карана знала, что это был за вой: огромная собака, прыгнувшая за ней в колодец, или другая такая же тварь взяла ее след. Она ждала эту собаку еще до того, как та явилась ей во сне. Карана предчувствовала ее приближение, а закрыв глаза, могла прекрасно представить костлявую четвероногую ведьму (да, вот самое подходящее название для этой твари!), которой она боялась больше самих вельмов.

Девушка осмотрелась, но не нашла никакого укрытия. Она сидела на небольшой полянке, покрытой сухой травой. Выше по склону громоздилось несколько остроконечных камней, а внизу, на полпути к подножию холма, росло несколько лохматых елок. Не опасаться можно было только неожиданного нападения сзади. Каране очень хотелось зажечь костер, но она понимала, что его сразу же заметят. Впрочем, с собакой ее и так быстро найдут. Она не выстоит и против одного вельма, не говоря уже об их чудовищной собаке! Карана запаниковала, в горле застрял вопль ужаса. Она вцепилась себе в пальцы зубами и давила на них до тех пор, пока боль не привела ее в чувство.

Карана ясно осознавала, что от нее исходят волны страха, по которым вельмам легко ее найти. Она заставила себя дышать реже и глубже, принудила сердце перестать бешено колотиться и стала готовиться к обороне.

Костер, конечно, разводить не стоило. Пожалуй, лучше всего было бы подняться к камням на вершине и встать спиной к скале, чтобы та нависала над ней, защищая ее сзади. Единственным оружием Караны был маленький нож, на который едва ли можно было положиться. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, девушка стала собирать в кучу камни, хотя в темноте и от них не могло быть особого проку. Она надрезала ножом кору и отломала от дерева ветку. Ветка была не очень тяжелая, и вряд ли ею можно причинить кому-нибудь серьезный вред, но с ней в руках девушке было как-то спокойнее. Началось томительное ожидание. Каране очень хотелось спать, но она не смела сомкнуть глаз даже на миг, пристально вглядываясь в темноту до тех пор, пока угловатые фигуры вельмов не стали мерещиться ей повсюду.

Ночь была на исходе. Черно-белые очертания окружавших Карану предметов стали наполняться бледными красками. Небо на востоке порозовело. Ветер затих. Карана пережила еще одну ночь. У нее страшно болела шея. Пора было трогаться в путь, но она решила еще чуточку отдохнуть и закрыла глаза.

Солнце взошло над горизонтом, а Карана, забыв обо всем, наслаждалась сном. Грудь ее равномерно вздымалась и опускалась. Лучи восходящего солнца осветили ее откинутую в сторону руку, стройную шею, разбрызгали золото по бровям и ресницам, заиграли у нее в волосах.

А собака тем временем кралась к Каране, от тени к тени, от ямки к ямке, готовясь к решающему прыжку. Она то ползла на животе, то цеплялась за землю когтями, пружинисто приподнимаясь на костлявых лапах, и стремительно прыгала вперед, тут же вновь прижимаясь к земле. Теперь от девушки ее отделял один прыжок. Она разинула огромную пасть, оскалив желтые зубы.

Каране же чудилось, что она лежит в горячей ванне, полной мыльной пены, и наслаждается теплом и ощущением чистоты. Внезапно ванна испарилась и она почувствовала себя совершенно голой и беззащитной. Девушка очнулась от порыва ветра, коснувшегося, как лезвием ножа, ее обнаженного горла, и испугалась, поняв, что снова заснула, когда ей ни в коем случае нельзя было спать.