Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, я сыт этой романтикой по горло!
— Вань, а как ты собираешься жить дальше? — спрашивал его Капитан.
— Не знаю, — отвечал Волчок, — доживу ли я до другой жизни вообще.
— Ты не робей, Ваня, мы тебя в обиду не дадим, — загадочно отвечал ему Капитан.
Так началась их жизнь в одиночке, приспособленной для двоих заключенных.
Для Капитана был приятной неожиданностью тот железный распорядок, который его молодой сокамерник ввел для себя буквально с первого дня. Волчок просыпался рано, аккуратно, чтобы не разбудить товарища, спускался со второго этажа принимался за физические упражнения, которые казались бесконечными.
Однажды Капитан спросил его, как бы в шутку, зачем тот буквально изматывает себя физическими упражнениями. На что Волчок ответил ему вполне серьезно:
— Я родился слабым и должен был умереть еще в детстве, но я выжил, а мой Учитель помог мне открыть душу. Я едва не потерял ее снова после смерти Учителя, но мне помогла ненависть. Я поклялся стать сильным, чтобы покарать его убийц. И каждое утро стараюсь укреплять свои мускулы.
— А хочешь я научу тебя, как стать не только сильным, но и ловким, — предложил Капитан.
На что Волчок с удовольствием согласился.
С той поры охранникам доставляло много удовольствие подглядывать в глазок, как заключенные одной камеры — большой и маленький — что есть силы молотят друг друга кулаками и ногами. Но им было невдомек, что на самом деле большой только делает вид, что бьет в полную силу, а на самом деле он больше тренировал маленького.
Как-то раз Капитан принес портативный телевизор и Волчок чуть ли не впервые за свою недолгую еще жизнь — в его родном доме из-за крайней нищеты даже и телевизора-то и не было — мог следить за потоком новостей. Капитан смотрел больше новостные программы, не забывая объяснять Волчку суть происходящих событий.
А между тем в мире разворачивались очень тревожные события. Начинался третий год пандемии и, судя по комментариям Капитана, над Россией все больше сгущались тучи грядущей войны.
Наконец, она все-таки случилась.
— А скажи-ка мне, Ванюша: ты бы в армию пошел? — несколько игриво начал разговор Капитан, возвратившись однажды от начальника колонии.
— И с чего бы это его на стихи потянуло, — подумал Волчок, который с детства, из-за пьющей матери, недолюбливал пьяных, — но, вроде, запаха нет. Значит тут что-то другое.
А вслух он сказал:
— Нет, Капитан, я не думал об этом. Мне еще здесь сидеть и сидеть. А потом, кто меня в армию возьмет: калеку, да еще с судимостью?
— Вот то-то и оно, — назидательно произнес его собеседник, — что в мирное время это было бы невозможно, но сейчас идет война, которую называют Специальной Операцией. А война, как ее ни назови, все равно войной будет, и люди на ней гибнут взаправду. И ей все равно, как ты выглядишь и какое у тебя личико.
— Ну, так вот, Ваня, — продолжил он уже серьезно — надумал я снова в армию пойти, но не в простую, а в ЧВК, слышал, может быть, о такой. Они на войне с самого февраля, их бросают самые опасные дыры затыкать и поэтому личного состава у них сильно поубавилось. А начальник у этого ЧВК, ох, какой непростой. Ну, так вот, разрешили ему на самом верху добровольцев из числа заключенных набрать. Разумеется, будут нас в самое пекло посылать. А условие такое: кто полгода в этой самой ЧВК продержится и не погибнет, тот получит от родины полную амнистию и волен дальше по своему усмотрению жизнь обустраивать. Смекаешь? Я-то вояка опытный, во всех «горячих точках» успел побывать. Мне первому в колонии такое предложение сделали. Но вот проблемка: набирают в это самое ЧВК штурмовиков, работать они должны парами, а напарник в этом деле должен быть такой надежный, что дальше некуда. Вот я и подумал, а не согласишься ли ты, Ванечка, стать моим напарником? Только твое согласие это еще не все. Дальше нам нужно будет уже вдвоем ребят из ЧВК и начальство колонии убеждать. Ну, как, согласен?
— Капитан, я с тобой, — коротко ответил Волчок.
Уже на следующее утро в сопровождении конвоира они отправились к начальнику колонии. В кабинете начальника, кроме него самого, присутствовал еще один незнакомец, одетый нарочито неброско, но, судя по всему, именно он был здесь за главного.
Капитан поздоровался с ним за руку, после чего незнакомец сказал:
— Ну, майор, показывай, кого ты намерен взять себе в напарники?
— Интересно, — подумал Волчок, — почему этот незнакомец называет моего Капитана «майором»?
А тот, как будто прочитав удивление на лице Волчка, ответил:
— А ты разве не знал, кто перед тобой? Знакомься: майор ГРУ Василий Степанович Горовой (позывной «Капитан»), правда, временно — заключенный, но мы это обстоятельство исправим.
Незнакомец, между тем, продолжил:
— Мне тут товарищи рассказали, как ты несколько зэков в стычке своим ножичком слегка почикал, а что глубже достать у тебя силенок не хватило?
— Это он просто хотел попугать, а сил у него достаточно, ты не смотри, что Ваня ростом не вышел, и ножичком своим он владеет дай бог каждому.
— А ну, покажи, Ваня — и Капитан протянул Волчку его ножичек, оказавшийся, как будто случайно на столе у начальника колонии.
Волчок, не поворачиваясь, через плечо резко бросил свой ножик и тот пролетев через весь кабинет, глубоко вонзился в висевший на стене пробковый круг для дартса.
— А что касается силенок, — продолжал Капитан, с видимым усилием вытаскивая тонкое лезвие, — то попробуй с ним побороться на руках, намекая собеседнику на армрестлинг.
Волчок с готовностью засучил рукав тюремной робы и присел к столу.
— Ладно, ладно, я пошутил, — пробовал отмахнуться незнакомец, но все-таки сел за стол напротив Вани.
Борьбу он все-таки выиграл, но с превеликим трудом, и потом еще долго потирал онемевшее плечо.
После этого разговор перешел уже в деловое русло. Капитан активно обсуждал с представителем ЧВК детали контракта с собой и Волчком, а Ваня сидел спокойно и помалкивал.
Он мог быть вполне доволен собой: вскоре он покинет порядком поднадоевшую колонию и вместе с Капитаном, который на самом деле майор, поедет на полигон обучаться военному ремеслу. Мысль о том, что ему предстоит не просто опасная, а чрезвычайно опасная война не очень его беспокоила. Он и так ощущал себя как на войне все последние годы, после смерти