Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Игорь?! – Недовольный тон профессора сменился любопытствующим.
– Прекрасный специалист, умница-красавица, наверняка с ученой степенью, а не какая-то там лаборантка, мечтающая охмурить перспективного доцента и вывести его к вершинам карьеры. Таких в вашей среде раз-два и обчелся. Даже если не слышал ты лично, то кто-нибудь из коллег наверняка помнит, потому что забыть такую женщину вряд ли удастся. – Ворон говорил, чуть растягивая слова, не видящий его человек мог представить, что на его губах играет загадочная улыбка, но внешне он оставался абсолютно спокоен и сосредоточен.
Шувалов немного помолчал.
– Никто и никогда не ушел бы от такой женщины по доброй воле. Как же ты ее проворонил? – наконец проговорил он.
– Типы женщин, от которых не уходит ни один мужчина, а если такое чудо вдруг происходит, то не забывает, называются: Медуза горгона, Черная вдова, сирена, гарпия, фурия и самка богомола, – фыркнул Ворон.
– Ясно. А имя у Эйнштейна в юбке имеется?
– Алла Андреева, но я не уверен, что оно не вымышленное. Брюнетка, довольно высокая, на вид лет двадцать пять, в реальности скорее всего тридцать пять – сорок. Склонна к фарсам и мелодрамам, вернее, думает, что излишняя сентиментальность и нервозность поведения присущи особям ее пола. Ну, что еще…
– У нее глаза темно-серые, очень насыщенного оттенка и голос низкий, с чуть хрипловатыми тонами, – вставил Денис и принялся глядеть в окно, потому что видеть ухмыляющиеся физиономии сталкера и врача совершенно не хотелось.
– Если только, – вздохнул Шувалов. – Так и быть, попробую узнать.
– Благодарю. – Ворон изобразил жест, словно отгоняет муху, и Роман отключил телефон. – Дэн, – позвал он, – а когда тебе будет лет сорок, ты тоже будешь интересоваться женщинами значительно старше себя?
Ночь прошла крайне неприятно. Денис ожидал кошмаров, и они, не разочаровав, заявились скопом. Он падал из одного сна в другой, не в состоянии выкарабкаться в реальность. Тонул, словно в темном омуте или трясине.
Болото раскинулось от горизонта до горизонта. В нем временами встречались островки чахлой растительности, но ступать на них было бы подобно гибели. Кочки никого не могли бы удержать и лишь создавали иллюзию безопасности.
Денис находился здесь в одиночестве и уже провалился почти до подбородка. Любое движение привело бы к тому, что его засосало бы еще глубже, но стоять неподвижно и ждать конца казалось еще невыносимее.
Ждать помощи – бесполезно. Он один. Друзья, если они еще живы, наверняка тоже завязли в трясине, но скорее всего их уже нет. Они захлебнулись в мутной воде, вдохнули ее, перепутав с воздухом, и, возможно, не без злорадства ждут, когда к ним присоединится и Денис.
«Так нельзя. Нужно что-то делать!» – шумело в ушах и билось в виски.
Денис чуть сдвинулся, окончательно теряя ступнями шаткую опору. Инстинктивно запрокинул голову в попытке последнего вдоха и захлебнулся.
…Москва погрузилась в ночь. В Периметре невозможно находиться в это время суток не в укрытии, но Дениса это не пугало – сейчас его не страшило ничего на свете.
Ночью Москва светилась, но не теми электрическими огнями, которые используют люди, хотя они наверняка почти не почувствовали бы разницу. Увидев россыпь болотных огней, они приняли бы ее за аккуратно замаскированную гирлянду, а светящиеся шары – за огромные прожекторы. Туман, стелившийся по земле и поднимавшийся Денису до колен, тоже светился и казался плотным, как молоко. В нем что-то копошилось и периодически касалось холодными склизкими телами или, возможно, щупальцами. А еще вероятнее, разыгравшееся воображение просто подкидывало ужасающие образы.
В тумане, да еще и ночью, не разглядеть ни «мертвой воды», ни «круга огня», ни «мокрого асфальта». Вот почувствовать – можно. Однако вся загвоздка заключалась в том, что Денис не ощущал – вообще ничего. Он являлся частью этого мира, но не более того.
Так воспринимают Зону матрицы или еще кто-то… что-то мертвое: им нет дела до окружающего и окружающему нет дела до них. Приблизительно так же Зона относилась к Валентину и ему подобным, а вот к эмионикам – нет. Эмионики были ее частью – муравьями, тащившими новые знания и впечатления в один огромный муравейник. То, что знал один, знали все. То, что видел один, видели все. То, что говорил один… А вот здесь все было не столь однозначно. Эмионики в каком-то смысле сохраняли индивидуальность. Они воспринимали действительность чуть-чуть по-разному и потому делали немного отличающиеся выводы. Вот только решить, будто одно «дитя Зоны» кардинально отличается от другого, допустить мысль, словно можно привлечь на свою сторону хоть кого-то из них, стало бы утопией.
К порождениям Зоны нельзя подходить с человеческим мерилом. В каком-то смысле нельзя подходить с ним и к сталкерам, да и если на то пошло, то и к обычным людям. Все человеческие истины – всего лишь собрание банальностей. Многие из них новорожденные вкушают с молоком матери и даже не задумываются об этом. Что уж говорить о законах и правилах, которые навязаны.
Денис знал, как убить человека, более того, умел это делать, но понять, как можно решиться на это по доброй воле просто потому, что хочешь завладеть кошельком, машиной или что-то доказать, – нет. Также он никогда не понимал, как можно любить делать кому-то больно. Власть? Вседозволенность? Возможно, они кому-то и нужны, вот только этого кого-то можно лишь пожалеть.
Вот и эмионики считали примерно так же, но не жалели. Разве можно относиться как к равным к существам, искренне считающим, что только навязанные им директивы – страх перед наказанием людским или посмертным – способны удержать их в узде и не позволить скатиться в первобытное состояние агрессии и похоти? «Дети Зоны» и не относились. Более того, презирали. Но можно ли их судить за это? Разве от тех же мародеров сам Денис или Ворон не морщили носы?
Он качнул головой. Это были не его мысли, хотя они и казались очень схожими с теми, что обычно посещали голову Дениса.
Люди смертны, иногда внезапно. Эмионики же – никогда. Они – существа, живущие в ином измерении, четырех– или даже пятимерном.
Существо, обитающее в двумерном пространстве, никогда не заметит человека трехмерного, если тот не захочет. Но способно ли это существо, живущее в плоскости, осознать, что такое высота?
«Вон из моей головы!» – разлепить губы не выходило, но мысленный посыл Денис постарался сформулировать довольно четко.
– Ты похож на дурака, унаследовавшего замок, но насильно загоняющего себя в конуру!
Учитывая размеры конуры и замка, это как раз было объяснимо: уборки меньше. Не то чтобы они с Вороном перетруждались, но и нанимать уборщиц лишний раз не хотелось. Присутствие посторонних давило на психику.
Туман поднялся выше – до пояса. Щупальца опутали ноги, и Денис ощутил себя в том же отвратительном неустойчивом положении, что и недавно на болоте.