– Кво? – изумился тот.

Даже недотепе стало бы ясно, что на этот раз Рейнар со своими крысами обставил гизрийскую разведку. Скормил им вполне достойную ложь. Некоторые вещи в империи происходили, несмотря на войны и бедствия. За тронами в кулуарах шла игра по-крупному. Де Вельт получил свое моральное преимущество.

– Не квакай, Реми, – де Вельт изо всех сил старался быть радушным хозяином. – Готфри, поздоровайся с отцом.

Немая сцена была в известной степени комичной. Реми не знал, насколько уместны объятья, но то, как он коснулся сына рукой – как мать-наседка, заслоняющая крылом цыпленка – заставило Навена позавидовать.

– Будьте моими гостями оба. Зима на островах неприветлива, а в замке вас ждут горячая еда и ровные постели.

Реми позволил себе изящную шутку о том, что стоит для разнообразия провести без качки, по крайней мере, часть ночи. Готфри покраснел.

Государственные мужи уединились в рабочем кабинете графа, а когда вышли оттуда, изображали лучших друзей. Именно «изображали»: от напряжения, висящего в воздухе, у Навена только волосы на загривке не вставали дыбом.

Понятно отчего Каси желала отослать сына подальше. Граф всерьез собрался вернуть империю тому, кто рожден ей править, – себе. И ради этого сдул пыль с навыков дипломата.

– Все же мне неудачно, что так вышло у сына с красавицей Лавинией. – Смешная манера говорить не могла обмануть слушателей. – Мы все еще можем уладить неудачу. Одно слово, и наши дома станут родня.

Навен скосил взгляд на Готфри. Глаза того недобро сузились. Рыцаренок явно оценивал все за и против такого поворота событий.

– Лавиния! – властно позвал де Вельт.

Бедняжка не могла не подчиниться отцу. Она смотрела в пол и непроизвольно теребила кружевной манжет. Тогда Навен взглянул на графа. В его лице не было уверенности, скорее наоборот. Для него Гизрия – плевок на карте. С одной стороны, кто эти Лабелле такие, чтобы отдавать им дочь, особенно когда собираешься вернуть престол. С другой, Гизрия имеет неплохое стратегическое расположение. И раз уж зашла речь о войне, какой союзник надежнее нового амбициозного родича? Верного решения де Вельт не знал. Он шарил глазами по залу в поисках Каси и не находил.

Навену жалко было смотреть на Леннарта. Вот кто-кто, а он совершенно не умел скрывать эмоций. К ужимкам Лаф-Лаф бедняга отнесся крайне серьезно. И родом был ничуть не менее знатен, чем Готфри.

Глаза графа и навеновы встретились. Одинаково растерянные и почти испуганные. Пауза не могла висеть вечно.

– Простите моего отца, граф, – Готфри вышел вперед. – Я и так причинил вашей дочери достаточно неудобств, чтобы обременять ее своим обществом до гробовой доски.

Лавиния нервно хихикнула.

– В головах гизрийских правителей достаточно мозгов. Нам в жены подходят тихие простушки, – заметив облегченный вздох де Вельта, продолжил юноша. – Острый ум вашей дочери пригодится другому трону.

Он недвусмысленно кивнул в сторону бледного, как полотно, Леннарта. Граф поднял брови, словно впервые обратил внимание на некоторую теплоту в отношениях дочери и корладца.

Вечер завершился балом. Навен не любил подобного, оттого постарался выбраться из залы на воздух. Люди вокруг веселились как в последний раз, начиная с графа и заканчивая последним сопляком-посыльным. Вина наливали всем. Рыцари и маги, гизрийцы и островитяне, знать, прислуга, мадаритки, Орсо, – абсолютно все были пьяны и счастливы.

Во мгле трудно было понять, где на горизонте кончается небо и начинается море. Замок словно балансировал на краю темной бездны.

– Послезавтра я распрощаюсь с этим проклятым островом навсегда, – совсем рядом произнес чужой малознакомый голос.

Айвен баюкал культю. Навен поймал себя на мысли, что так и не нашел времени поговорить с ним.

– С гизрийцами?

– На «Чайке», – улыбнулся тот. – Ее капитан второй человек в корладской военной разведке. Проследит, чтобы по дороге домой со мной ничего не случилось.

– А Леннарт?

– Последний раз, когда я его видел, тот готовился просить руки Лавинии. Думаю, от этого многое будет зависеть. Прости меня…

– За что?

– Я напал на тебя. Трижды. Дважды ранил. Жрицы и маги говорят, что не я. Но я же знаю правду. Я… помню все. И мне с этим жить.

– Жить, – эхом повторил Навен.

На площадку вывалился Готфри. Румяный от вина, он с трудом устоял на ногах. Заметил, что не один, выругался, и собрался было обратно, как Навен окликнул его.

– А ты не такой засранец, каким кажешься на первый взгляд.

– Тот же комплемент тебе, мой неотесанный друг, – гизриец закашлялся. – Ваши острова убьют меня.

– Что бал? – вежливо поинтересовался Айвен.

– Сборище мужланов? – Готфри скривился. – Меня стошнило, когда дело запахло свадьбой. Передайте мои поздравления жениху. Хоть так у него появится ум. А мне хватает своего. Невеста, конечно, хороша. Но травить своей едой собак я не хочу. Как и спать с кинжалом под подушкой.

Он привалился к бортику и едва удержал выпитое и съеденное внутри. Корладец жестами дал понять, что вынужден покинуть приятное общество. Навен вымученно улыбнулся.

– Лавиния удавила бы меня, стань моей женой. – Готфри тяжело дышал и часто сглатывал. – А так я кругом молодец. Корладский теленок обязан мне дважды: жизнью брата и личным счастьем. Кто знает, может с нас начнется мир между Гизрией и Корладом?

Он с надеждой посмотрел Навену в лицо, обдав винной вонью.

– Родство? Пфе! Так и так породнимся. У тех двоих пучок кузин. Все как одна кудрявые и послушные. Выбирай любую. А как надоест Лавинии муженек, так Корлад с Гизрией рядышком. Я всегда могу повторить.

Готфри мечтательно прикрыл глаза и… тихонько протяжно захрапел.

– Лучше молчи.

Навен взял глупого мальчишку под локоть, приложил в лоб руной (от которой тот, может, и не протрезвел, но в сознание более-менее вернулся), сдал рыцаренка няньке-Фрише с рекомендациями, а сам поспешил подальше от опостылевшего праздника.

Город не спал. На подоконники горожане выставили цветные фонари. На фасадах трепетали бечевки с флажками. Всего один дом стоял погруженный в безмолвную траурную черноту – дом Рейнара. Навен постоял напротив слепых окон, прислушался и поспешил дальше.

То там, то тут натыкался он на счастливых людей. Несмотря на собачий холод они пели и пили. Навен украдкой наложил на троих особенно загулявших мужичков защитные чары, как учила когда-то тетушка Мирта. Чтобы если уснут они в сугробе, не пришлось их хоронить.

Дыхание колом стало в глотке. Нос и глаза защипало. Та самая скорбь настигла посреди общего веселья. Он бессильно задрал голову. Ничего. Низкое небо, косматое и серое от света с земли. Как брюхо гигантского който.