На изящном белоснежном диване сидел Сэм Шапиро, удивленный и явно смущенный. Я повернулась к Гербу — он приветствовал своего молодого, напряженного как струна друга крепким рукопожатием и недоуменным взглядом. Неужели Шапиро спит с Джиджи? Нет, получилось бы слишком здорово! Впрочем, то, как, передавая бокал, она задерживала его руку в своей, и то, как громким шепотом просила «захватить с кухни сыр и салями», которые через пару минут принесла бы Альфонса, давало пищу для размышления. Герб сердечно хлопал Сэма по спине, подробно расспрашивал о новом романе, буквально накануне разложенном по полочкам, — в общем, всеми доступными способами показывал, что не злится за амурные похождения с его без пяти минут бывшей женой.

Джиджи так и не заставила себя взглянуть в мою сторону. Она суетилась, улыбалась, шумела, якобы радуясь своей оригинальной затее. Тем не менее в ее движениях, мимике и голосе сквозило нечто, напоминающее фарс. Меня снедала тревога. Герб растягивал губы в улыбке, твердо решив пройти тяжкое испытание до конца и выжать из него максимум. Сэм явно мечтал провалиться сквозь землю. Окна маленького желтого коттеджа были зашторены — дом словно потупил взор, стесняясь нелепого спектакля. Я внезапно поняла, что с момента приезда не сказала практически ни слова. Хотя, похоже, мне отвели немую роль. Слова не требовались: самого присутствия хватало с лихвой. В конце концов, именно по моей милости затеяли этот спектакль. От меня ждали не больше слов, чем от жены Менелая Елены. Пиппа-Разрушительница, Пиппа-Подстрекательница — вот как называлась моя роль.

Открыли шампанское, и мы все выпили по бокалу. Джиджи налила Гербу вторую порцию, глядя на него с озорной беззаботностью. Кончик ее изящного носа чуть заметно подрагивал. Господи, неужели она с ним заигрывает? Шампанское тяжелыми клещами сжало лоб. Снова захотелось прилечь, уснуть, отключиться от происходящего. Пусть разбираются сами, без меня!

Накрывавшая на стол Альфонса явно нервничала: снова и снова переставляла масленку с солонкой, а глаза бегали взад-вперед, как при скорочтении.

— Альфонса, не пора ли подать еду? — мягко пожурила ее Джиджи, словно подбадривая невнимательного ребенка. Махнув рукой, она предложила нам выйти на веранду: — Подышите свежим воздухом перед едой.

— Вообще-то и здесь кислорода достаточно, — совсем как раньше подначил ее Герб. Джиджи захихикала, и мне почудилось: сейчас настоящее затрещит по швам, мы бросим спектакль посредине акта и вспомним прежние роли. Джиджи с Гербом станут умудренными опытом супругами, я — представительницей хаоса, бродяжкой, которую пригрели-вымыли-накормили, превратив в симпатичного домашнего зверька, а Сэм — верным спутником своего благодетеля, летящим по жизни, словно гонимый собственным талантом призрак. Мне чуть ли не захотелось, чтобы все вернулось на круги своя. Пожалуй, так было бы спокойнее и безопаснее. Я посмотрела на Герба: он казался до невозможного старым, точно из другого мира. Господи, пусть он обнимет меня, пробьется сквозь кокон моих страхов и вернет к реальности!

Джиджи отлучилась «проверить, как там обед». Герб, Сэм и я тотчас вздохнули с облегчением.

— Черт, ну и ситуация! — пробормотал Шапиро.

— Извини, что тебе пришлось участвовать, — отозвался Герб.

— Я не знал, что вы приедете, пока не увидел твою машину, — заявил Сэм.

— Слушай, благодаря тебе у меня камень с души свалился, — сказал Герб, обнимая меня за плечи.

— Какой еще камень? — удивился Сэм.

— Ну, вы с Джиджи теперь пара.

— Что?! Она пригласила меня на обед — и все, точка!

— М-м-м, ты так думаешь? — ухмыльнулся Герб.

Шапиро с одобрением взглянул на меня и покачал головой:

— Ах, девушка-тайна!

Распахнув стеклянные двери, Джиджи позвала нас обедать. Ломящиеся от яств столы напоминали подношения какому-то мстительному богу. С блюда мрачно взирала телячья голова, а в разверстом рту молочного поросенка красовалось невероятных размеров яблоко. В сравнении с этими уродцами аппетитно подрумяненный картофель и блестящие листья салата казались невинными дарами природы.

— Обед посвящается горькой правде, — объявила Джиджи, усадив Герба по правую руку от себя, Сэма — по левую, а меня напротив. Я чувствовала: Герб на грани, еще немного — и взорвется. — Знаете, легко есть отбивные, не глядя в глаза тем, кого ради них убили.

— Хорошо, среди нас нет вегетарианцев, — хмыкнул Герб.

— Америка — страна реалистов, — вздохнула Джиджи. — На знаки и символы здесь внимания не обращают. А вот как горькая правда видится мне: молочный поросенок вместо старой коровы — обмен вполне справедливый.

— Кто есть кто? — не удержался Сэм.

Джиджи пожала плечами, огромные карие глаза заволокло слезами.

— Прости, — потупился Шапиро.

— Давайте поедим, — мрачно предложил Герб, беря нож для разделки мяса. — Кому поросенка?

— Нет, сначала тост! — Джиджи подняла бокал с вином. Пронзая стеклянную стену, солнечные лучи играли на гранях хрусталя, ослепительно-белой звездой взрываясь в ее руке. — За перемены, — провозгласила она.

Мы послушно выпили.

Потом Джиджи выдвинула маленький ящик, тот самый, где хранился колокольчик, и достала блестящий черный предмет размером с мышь. Изящные пальцы сжали рукоять.

— Джиджи, отдай мне его! — поднявшись, потребовал Герб. — Отдай!

На чувственных губах заиграла довольная улыбка победительницы.

— Мужчины выбирают жен поглупее и попокладистее, дабы было легче подмять под себя. Но ведь так и до идиоток недолго дойти!

Побледневший от ужаса Сэм, не отрываясь, следил за жутким шоу. Джиджи опустила локоть на стол, немного расслабила запястье, и маленький черный пистолет повис в ее пальцах, словно венчик поникшего цветка. Вот она повернулась ко мне, и я замерла в ожидании. Куда выстрелит: в голову или в грудь? Я представила, как бегу к двери и получаю пулю в спину. Пригвоздив меня взглядом, Джиджи приоткрыла рот, будто собираясь что-то сказать, и вложила в него черное дуло. Герб схватил ее за плечо… В этот момент грянул выстрел. Голова Джиджи ударилась о стол, среди блестящих черных локонов забил кровавый фонтан, по форме напоминающий японский веер, и обрызгал Герба, Сэма и меня, словно вулкан лавой. Прозрачная стена за спиной Джиджи стала рубиново-красной. Герб с перепачканным кровью лицом склонился над телом жены и окаменел. Альфонса с истошными криками носилась по столовой. Медленно, ужасающе медленно тело скользнуло на стул и безвольно упало на пол.

Отвернувшись от стола, я бросилась бежать. На веранду, а потом прочь из окровавленного стеклянного колпака — быстрее, быстрее! Вниз по гнилым ступеньками, по узенькой тропке. Сосновые ветки цепкими пальцами хватались за платье. Шатаясь, я выбралась на пляж. Теперь мешал тяжелый вязкий песок.

Не желая останавливаться, я сняла туфли и, обжигая ступни, понеслась в океан. Помню, хотелось уплыть подальше, погрузиться в холодные темные глубины и наконец смыть кровь. Наверное, я кричала, потому что ко мне кинулся мужчина с большой белой собакой. Когда я нырнула, он вытащил меня на поверхность воды и спросил, что произошло. Перепуганный пес барахтался в воде позади нас и отчаянно лаял. На вопрос я ответить не могла. Что же действительно произошло? Самоубийство или убийство? Если убийство, то кто его совершил?