Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в самом деле, подумать только какая может произойти экономия, если вместо шести министерств с министерскими большими окладами, будет работать один только товарищ Мураховский с гораздо большим окладом в ранге заместителя Премьер-министра, но один. Правда, у него те же бывшие министры стали первыми заместителями с прежними окладами. Практически все слившиеся министерства оставались на прежних местах, занимая, как и раньше в основном высотные здания на знаменитом проспекте Калинина да у Садового кольца, но являли собой уже не самостоятельные управленческие единицы, а подразделения Госагропрома.
Настенька по своей наивности, как нормальный советский человек, привыкший верить всему напечатанному в газетах, полагала, что сделан ещё один крупный шаг в сторону улучшения работы государственного аппарата и даже пыталась хоть примерно подсчитать прибыль от предполагавшегося сокращения штатов. Но вот всего несколько дней назад приезжал в командировку в Москву её бывший одноклассник Володя Усатов и по обыкновению забежал к Настеньке в гости.
Володя успел к этому времени закончить сельскохозяйственный институт в Симферополе и поступить в аспирантуру научно-исследовательского института виноделия и виноградарства, расположенного в райском уголке Крыма – Ялте. Теперь он приезжал в родную Москву периодически поработать в библиотеках и заодно выполнить ряд поручений научного руководителя.
Настенька жила совсем рядом с Калининским проспектом, поэтому Володя прибежал чуть ли не через пять минут после телефонного звонка из бывшего министерства пищевой промышленности, куда входило управление винодельческой отраслью. Этому управлению относился их головной в стране научно-исследовательский институт, который, по словам Володи, определял политику виноделия и виноградарства всей страны. Так что Настенька смотрела на Володю с большим уважением, как будто он сам уже стоял за штурвалом большущего корабля.
Они с Володей были большими друзьями, если не сказать больше, так как вместе участвовали в школьной самодеятельности, только Настенька всегда читала стихи, а Володя пел и играл на гитаре. Настеньке нравился этот серьёзный невысокого роста и с красивым мягким баритоном парень, но они никогда не говорили о любви то ли по причине обоюдной стеснительности, то ли по причине увлечённости Володи учёбой.
И в это своё появление в доме Настеньки он, усевшись на диван в её комнате, с удовольствием попивая неизменный в доме чёрный кофе, рассказывал, смеясь и возмущаясь одновременно:
– Ты понимаешь, что у нас сейчас происходит? Я, например, ничего не понимаю. И никто, наверное, не понимает. Попросили меня подписать дополнение к плану тематических работ института. Ерунда, казалось бы. Всё уже было оговорено заранее по телефону. Раньше на это дело у меня ушло бы в худшем случае часа полтора. А теперь?
Согласовывать пришлось в одном здании, подписывать утвержде-ние в другом, а печать на подпись ставить в третьем и всё в разных концах. Два дня мотался, как чумной, так как там одного человека не оказалось на месте, поскольку он уехал в другое здание, а в другом не было в этот момент женщины, у которой в сейфе печать. Нашёл её, так ушёл её начальник и тоже, оказывается, поехал в другое здание на совещание, а без его разрешения она не могла ставить печати. Ну настоящий цирк. Потом я вспомнил, что не отметил сразу своё командировочное удостоверение, и пришлось проделывать почти ту же процедуру с подписью и печатью вторично.
Вообще чёрте что происходит. Кто-то переезжает в другое здание, другие уже переехали и ничего не могут найти среди сваленных в углу документов. Одни ожидают сокращения и ничего не хотят решать, более счастливо устроившиеся думают, что их повысят, и тоже боятся принимать пока решения.
– Но ведь это сейчас в период реорганизации, а потом должно всё нормализоваться, – попыталась не согласиться Настенька. – Штаты ведь действительно были раздуты. Сократят лишних, и будет легче работать.
– О чём ты говоришь, девочка Настенька? – возмутился Володя. – Ты знаешь, что, например, делается в нашем институте сегодня? Доктор наук, профессор, заведующий серьёзной научной лабораторией, каждая минута рабочего времени которого стоит больших денег государству и, что ещё важнее, очень ценна для науки, вместо того, чтобы всё внимание, все свои знания направлять на решение научных проблем, занимается чуть ли не ежеминутно поисками канцелярских кнопок и скрепок, доставанием дефицитной копировальной бумаги для пишущей машинки и чуть ли не вопросами уборки помещений в лаборатории. А почему? Да потому, что постоянно сокращают штаты и в основном за счёт обслуживающего персонала. Какова же отдача от этого высокооплачиваемого учёного?
А знаешь, что у нас в главке делается? Я только что оттуда. Главный специалист, который нас курирует, должен был дать нам своё заключение на двух страничках. Но поскольку машинистку уже сократили, то он сел печатать на машинке сам. Нужно видеть, что это была за работа, когда его каждую минуту отрывал телефон или вызывали к шефу. Две странички он мне вчера целый день печатал, а сегодня полдня согласовывал.
Хорошо, что я приезжаю в Москву к себе домой и командировка вся, кроме проезда, за мой счёт, так что я могу ждать любое количество времени. Остальным командированным в столицу более пяти дней задерживаться в Москве не разрешается, а с такими темпами решений вопросов сделать что-то в несколько дней просто невозможно.
Я понимаю, что американские учёные тоже сами печатают на машинке или на компьютере, но у них достаточно много клерков, чтобы не бегать самим по кабинетам и не заниматься мелочёвкой. Им платят только за продукцию мозга, то есть за мысли.
Настенька пересела с дивана в кресло, посадив себе на колени большую белую собаку, сделанную из чего-то нежного как пух, подула ей на голову, распуская воздухом шерстинки, и спросила:
– Так кто же тогда и для чего придумал этот ваш Госагропром, если от него не будет пользы?
Володя рассмеялся: – Слушай, я расскажу тебе новый анекдот по этому поводу. Встречаются в Европе в одном из фешенебельных ресторанов три американских разведчика и делятся впечатлениями о том, кто что сумел сделать. Один говорит:
– Я в Африке президента ухлопал, теперь полгода нового выбирать будут.
Другой сообщает: – А я километровый мост через реку Ганг взорвал – года два будут восстанавливать.
Третий скромно так говорит: – Зачем же взрывать да убивать? Негуманно как-то. Я в