Я вскрикиваю, а затем с улыбкой поворачиваюсь к нему лицом. Он улыбается мне в ответ.

– Ты прирожденный игрок.

Видишь? Он хороший парень. Но при этом он сильно отличается от «хорошего» парня а-ля Дэнни Уэллс. А еще с Карсоном мне совсем не хочется постоянно шутить и показывать, насколько я смешная. Сначала я решила, что это плохо – как это мне не нужно все время подтрунивать и сыпать шуточками? – но на самом деле очень приятно расслабиться и поболтать как нормальные люди. И это странно.

Наши лица так близко, что на мгновение мне кажется [я надеюсь], что он снова поцелует меня, но после нескольких мучительных секунд Карсон отходит, чтобы подобрать мяч.

Я пользуюсь этим, чтобы продолжить разговор.

– Так у тебя дома все в порядке? Ты упомянул о семейных проблемах. Ну, ты не должен мне об этом рассказывать. Но можешь, если тебе этого хочется.

Он снова улыбается, обходя меня. Карсон действительно милый с большой буквы «м». Широкая улыбка. Гладкая темная кожа, симметричные черты лица, выразительные глаза, как у Уилла Смита.

– Спасибо, Из. Но правда всё в порядке. Пустяки по сравнению с тем, что приходится переживать тебе.

– Ну, это глупо, – возражаю я. – У меня нет монополии на семейные заморочки. Спроси об этом у Фритцлев[33].

Карсон даже, кажется, отпрыгнул.

– Иззи, это ужасно.

– Сам такой.

– Серьезно? Ты все еще используешь этот – «сам такой»[34] – детсадовский прием?

– Кто бы что ни говорил, но шуточки с «сам такой» и про «твою маму» всегда будут вызывать истерический смех.

– Как скажешь. Комик здесь ты, – смеется он.

«Но я даже не пыталась тебя рассмешить!» – хочется мне сказать. Может, мне и не надо стараться? Какое облегчение!

– Нет, честно, у нас все в порядке, – говорит он.

Мы смотрим за полетом чайки, которая, сжимая свежепойманную рыбу в клюве, исполняет в небе кульбиты в стиле «Макарены».

– Мамин хахаль, который прожил с нами восемь лет, на прошлой неделе бросил ее. И оставил нас в полном дерьме, а еще и без денег. Одиннадцать ртов, которые нужно кормить и не только. Поэтому мне пришлось взять дополнительные смены в пиццерии в центре города.

– Это невероятно дерьмово. Мне очень жаль.

– Не переживай. Я получаю бесплатную пиццу.

– Это же Святой Грааль рабочих привилегий, – я изображаю, что задыхаюсь от восторга. – Я люблю пиццу больше всего на свете, даже больше, чем воздух.

Он опускает глаза к земле. [Опять же, не стоит воспринимать мои слова буквально. Ему было бы не очень приятно это сделать. Никто не хочет, чтобы у него на роговице оказался гравий. Хотя всякое может быть. Я же не знаю ваших фетишей.]

– Тогда, – прикусывая губу, наконец говорит он, – эм, может, нам как-нибудь поесть вместе пиццу?

У него такие длинные ресницы. [Черт возьми, мне и в самом деле нужно перестать рассматривать этого бедного мальчика как объект – обычно этим грешат парни.]

– Да, – улыбаюсь я, – наверное.

После того как мы закончили обстреливать кольцо, Карсон предлагает проводить меня до дома, и я с радостью соглашаюсь. Он успокаивает и умиротворяет меня, одновременно возбуждая. Это ощущение я ценю сейчас больше, чем когда-либо. И не могу им насытиться.

Мы идем и болтаем в свете заходящего солнца, которое окрасило в теплые тона город. Мы с Карсоном живем в одном районе, поэтому мне не нужно смущаться, когда мы проходим мимо разбитых машин, переполненных мусорных контейнеров и бродячих собак, выискивающих еду. Честно говоря, я должным образом воспринимаю эти вещи, только когда смотрю на них глазами других людей. В основном глазами Дэнни и Аджиты. И, хотя я знаю, что они никогда не осудят меня, но приятно находиться рядом с кем-то, кто живет в моем мире. Так… проще.

Мы идем домой знакомым маршрутом, когда я замечаю женщину, которую видела уже не раз. Она сидит на пороге с сигаретой в руках, а двое ее малышей бегают вокруг. Она ругает мальчика за то, что он слишком сильно толкнул сестренку, хотя девочка даже не расстроена.

Женщина высокая и красивая. Ее черные волосы убраны под ярко-желтый платок, а губы накрашены фиолетовой помадой. Она замечает Карсона.

– Привет, мам, – говорит Карсон в своей расслабленной манере, в какой обычно разговаривает и со мной.

Я моргаю от удивления, хотя мне стоило догадаться. У женщины такая же идеально гладкая темная кожа и широкая улыбка, как у Карсона.

– Это Иззи. Я провожаю ее домой. Иззи, это моя мама, Аннализ.

– Приятно познакомиться, Аннализ, – с улыбкой говорю я.

Его мама делает последнюю затяжку, а затем закапывает окурок в терракотовый горшок, стоящий у порога. Обтерев руки о свое платье с рисунком, она встает и тепло обнимает меня.

– Карсон много о тебе рассказывал.

Ее глаза озорно сияют, и я понимаю, что этим она хочет сказать: «Он рассказывал о тебе много хорошего». Я в ответ заговорщически ухмыляюсь.

– Это можно и опустить, Аннализ, пожалуйста, – шутит Карсон, но его голос звучит радостно.

Дэнни никогда не говорил так с Мирандой.

– Все хорошо?

– Да, – кивает его мама. – Скот собирался прийти, но не пришел. Не знаю, почему меня это удивляет.

Наверное, они говорят о мужчине, который недавно бросил их без денег.

Карсон хватает девчушку за лодыжки и поднимает. Она визжит от восторга, когда он начинает раскачивать ее на уровне своих плеч.

– Все будет хорошо. Я взял несколько дополнительных смен в эти выходные. – Он опускает хихикающую девчушку и поворачивается к мальчику – его брату? – Похоже, кто-то снова получит пиццу на ужин. Пицца-а-а-а-а-а-а! – Он растягивает последнюю букву и, изображая монстра, преследует малыша несколько метров по улице. – Р-р-р-р-р-р!

Мы с его мамой тоже смеемся.

– Хватит, Пицца-монстр, – говорит она через несколько секунд. – Твоей жертве пора принимать ванную.

– Да, он довольно вонючий, – говорит Карсон, выразительно раздувая нос, чтобы продемонстрировать это. Его жертва истерически хохочет. – Хочешь, я его искупаю?