— Если бы ты знал, как я вёл себя, тебе было бы за меня стыдно. За меня, и за всё человечество.

Он расхохотался:

— Не думаю. Ерунда это всё. Завтра ты и не вспомнишь, что была какая-то там Арника.

— Надеюсь.

— Вот и отлично. Советую тебе лечь спать.

— Нет, я ещё немного попредаюсь самоуничижению.

— Ладно, только не забудь погасить свет, он мне мешает. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — отозвался я задумчиво, когда за Лисом закрылась дверь.

Полуночные размышления никогда не доводили меня до добра. Приглушённый свет, тёмные тени в углах комнаты, тишина, в которой звуки кажутся обманчиво громкими, чернота ночи, липнущая к стёклам окон.

Конечно, если разобраться, во многом она права. Взять хотя бы те же самые рестораны — шикарнейшие заведения, созданные только для того, чтобы под музыку, весело и безболезненно освобождать карманы посетителей от крупных и мелких банкнот. Столько суеты и шика вокруг простого процесса еды. Неестественно это как-то…

Но при всём её уме она видит только одну сторону, не самую лучшую, а я, наверное, мог бы показать ей другую… помочь почувствовать, как приятно, когда тебя любят, заботятся о тебе и восхищаются тобой. В такие мгновения не думаешь о биохимических реакциях и гормонах.

Может быть, всё дело в том, что у Арники не хватает ощущений, а не в том, что она не может испытывать чувств. Может быть, никто никогда не пытался учить её любви, нежности, пониманию. Бедняжка, она сама не знает, чего лишена. Какое, должно быть, унылое её растительное существование. Иллюзия жизни, игра ума, равнодушие, спокойствие, созерцание. Её мир лишён тепла и радости, поэтому и в нашей жизни она видит только бессмысленность и пошлость.

Я научу её любви. Непременно. Она поймет, как ошибалась… и со мной тоже.

— Алло, Арника? Здравствуй. Я хотел извиниться за вчерашнее. Я вёл себя не лучшим образом. Ты не обиделась?

— Нет.

— Отлично! Тогда, может быть, сходим куда-нибудь?

— Куда?

— Не знаю, погуляем.

— Хорошо. Давай погуляем.

…Я остановил машину на берегу реки, у самой тропинки, спускающейся к пляжу. Сейчас здесь не было ни души. Холодный ветер взбивал пену на волнах, накатывающих на мокрый песок. Низкие тучи мчались по небу, и любая из них могла пролиться на землю холодным дождём.

— Арника, я много думал над тем, что ты сказала вчера, и решил, что нам лучше начать наше знакомство сначала. Забудь всё, что я говорил тебе, в основном это были глупости.

Я выбросил окурок и закрыл окно, а Арника смотрела на меня своими прозрачными глазами, в которых я не мог прочесть ни одного чувства, и не понимала, чего я от неё хочу.

— Ты не понимаешь меня?

— Не очень.

— Ладно, забудь и это. Давай пройдёмся.

Мы выбрались из машины и пошли вдоль реки по влажному песку пляжа. Холодный ветер тут же накинулся на нас, растрепав пушистые волосы Арники, и пробрался под мою куртку.

— Вчера я пытался представить твой мир, то есть мир таким, как ты его воспринимаешь, и мне показалось, что тебе должно быть очень одиноко.

— Я не знаю такого чувства, — ответила она спокойно. — Мне не бывает одиноко.

— Неужели никогда не хочется найти кого-нибудь, с кем можно поговорить, погулять?

— Нет. Обычно рано или поздно приходит кто-то, с кем можно пообщаться.

— Понятно.

Я машинально вытащил из кармана сигареты и снова закурил. Смутная, не до конца оформившаяся мысль мелькнула в моей голове, но я так и не сформулировал её до конца — что-то о свободе выбора… Меня отвлёк внимательный взгляд Арники, устремлённый на сигарету в моих пальцах, и я не удержался от вопроса:

— Что, хочешь попробовать?

— Нет, спасибо. Я не вижу в этом смысла.

— Ты всегда делаешь только то, в чём видишь смысл?

— Почти всегда.

— Хм… Тебе не холодно? Кстати, ты когда-нибудь испытываешь какие-нибудь физические неудобства? Холод, жару, боль?

Прелестное лицо снова повернулось ко мне с выражением внимания, заменяющего ей недоумение.

— Боль?

— Да, нечто такое, отчего хочется отдёрнуть руку, когда обожжёшься, например.

Арника склонила голову к плечу, с вдумчивой серьёзностью рассматривая метя, потом вдруг забрала из моих пальцев сигарету и спокойно прижала её тлеющий конец к тыльной стороне своей ладони. Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Терпко запахло сухой горящей травой, и я, очнувшись, вырвал окурок из её рук.

— Ты с ума сошла! Зачем ты это сделала?!

Арника осмотрела свою руку и сказала:

— Я не испытываю боль, когда обожгусь.

— Ненормальная. Дай посмотрю. — Я взял её прохладную ладонь. — Неужели не больно?

— Нет.

— Значит, на твоей коже нет нервных окончаний? Но это невозможно, тогда ты не могла бы передвигаться и не чувствовала бы моих прикосновений. А ты чувствуешь их?

— Да.

— Загадочное ты существо.

Я поднёс ладонь Арники к губам и коснулся её поцелуем.

— А теперь что ты чувствуешь? Приятно?

Боже! Какие у неё глаза! То, что скрывается в их влажно мерцающей глубине, невозможно описать никакими словами. И никто не знает таких слов, в человеческом языке их не существует.

— Зар, я… я не испытываю тех чувств, которые на моём месте должно было бы испытать существо одного с тобой вида…

Арника улыбнулась. Я вёл точный счёт всех её улыбок. Это была четвёртая за всё время нашего знакомства.

— Я достаточно долго живу среди людей и знаю все эти знаки внимания. Я достаточно адаптирована для вашей жизни, чтобы не «выпускать шипы», когда ко мне прикасаются с дружескими чувствами. И мне кажется, что ты хорошо ко мне относишься.

— Более чем хорошо.

Арника подобрала камешек, попавшийся ей по дороге, и принялась рассматривать его, а я снова повторил свою неудачную попытку вовлечь её в разговор о любви и дружбе:

— Ты когда-нибудь читала любовные романы?

— Да.

— И тебе никогда не хотелось оказаться на месте их героев? Почувствовать те переживания, что испытывает человек?

Арника заговорила, сбившись со своего спокойно-уверенного тона, и я мысленно поздравил себя с первым удачным ходом.

— Понимаешь, Зар, мы с тобой по-разному воспринимаем мир. Ты чувствами, а я — логикой. Ты даже думаешь чувствами.

— Нет, почему же…

— Когда мы говорили с тобой вчера, ты не знал, что мне возразить, потому что тебя захлёстывали эмоции: гнев, негодование, обида. Они тормозили твою мысль, а я была свободна от переживаний.