Я не сдаюсь.

– Мои исследователи, караваны, корабли путешествуют по всему миру. В большинстве факторий говорят на языке дельфинов. Во многих странах это также и язык науки.

– Однако стоит вашим купцам встретить пиратов, как от них ничего не останется. Любой ваш ученый может погибнуть в обычной резне. Никто даже не заметит его гибели.

– Я выбрал знания, творчество и… мир.

После спора с Раулем я сомневаюсь, произносить ли вслух это слово, которое кажется мне сейчас несколько неуместным. Геракл останавливается передо мной.

– Плохой выбор. Вы должны были делать ставку на силу. Сначала нужно быть сильным, и только потом можно позволить себе роскошь выступать в поддержку благородных идеалов. Как говорил ваш коллега, присутствующий здесь Жан де Лафонтен, «у сильного всегда бессильный виноват».

Жан де Лафонтен смущен тем, что его цитируют в таких обстоятельствах. Он делает вид, что погружен в свои мысли. Нужно сказать, что его люди-чайки до сих пор не сделали ничего значительного. Они живут на краю другого континента и только-только начинают снаряжать корабли, чтобы начать торговлю с соседями.

Я ищу взглядом поддержки, но не нахожу. Играя в богов, управляя собственным народом, все поняли, что добродетели, которые внушали нам родители или школьные учителя, не имеют здесь никакой цены. Эдем выше добра и зла.

Я смотрю на Геракла, который, похоже, искренне желает, чтобы и я это понял. Он так же свободен от иллюзий, как Рауль.

– Вы не на последнем месте только потому, что ваши ученые, люди искусства и исследователи, хранят дух вашего народа, даже если им приходится жить под гнетом иноземцев. Им удается передать этот дух следующим поколениям. Они лишены родины, но живы благодаря тому, что жива их культура.

Последний раз взглянув на мой народ через увеличительное стекло анкха, Геракл говорит:

– Ваши книги, Мишель, единственная территория, где вы можете чувствовать себя в безопасности. Книги, праздники, предания, мифология, ваши ценности… У вас виртуальная родина.

– Моя культура достаточно сильна, чтобы возродиться где угодно, когда угодно, – утверждаю я, хотя сам слабо в это верю. – Генерал Освободитель смог так быстро собрать армию именно благодаря тем самым ценностям, которые имеют значение для всех думающих людей.

Геракл оценивающе смотрит на меня:

– Пусть так. Проблема в том, что вы исходите из того, что интеллектуалов, одержимых идеей свободы, большинство.

Зал разражается смехом. Я молчу.

– Постарайтесь увидеть мир таким, каков он есть, а не таким, как вам бы хотелось.

Мне нечего ответить на это.

– Исключается ученик, занявший последнее место: Этьен Монгольфьер и его люди-львы. Обратный отсчет 79 – 1 = 78.

Монгольфьер вскакивает:

– Вы ошиблись! Это невозможно!

– Вовсе нет, – отвечает Геракл. – Вы думаете только о праздниках, наслаждениях и оргиях. Даже ваша поэзия пришла в упадок.

Монгольфьер бормочет:

– Дайте мне немного времени, я исправлюсь.

– Ваши города вырождаются. Они сутяжничают из-за каких-то мутных историй об охотничьих угодьях или изменении русла ручья. Люди-орлы обложили их данью. Флот устарел. У вас слишком много людей, население выплескивается за границы ваших земель, при этом нет средств, чтобы начать захватническую войну и расширить территорию. Кто не идет вперед, оказывается в хвосте, господин Монгольфьер.

Монгольфьер стоит совершенно красный.

– Это не моя вина! Это из-за Мишеля!

Почему все они рано или поздно начинают меня ненавидеть? Возможно, потому, что не боятся меня. Если бы они оскорбили Рауля, его люди-орлы тут же напали бы на обидчика.

– Приняв людей-дельфинов Пэнсона, я позволил червю проникнуть в плод!

Он забыл все, что я сделал для него, так же как Клеман Адер и его люди-скарабеи. Все они рано или поздно убеждают себя, что всегда владели тем, что я им дал. С каждым новым поколением они преуменьшают мой вклад, чтобы избежать необходимости благодарить меня.

– Пэнсон создал класс интеллектуалов и философов, из-за которого мой народ утратил воинственность.

Оказывается, Монгольфьер все-таки помнит, что я сделал.

– Пэнсон внушил моим людям желание праздновать, заниматься танцами, музыкой, театром…

Он указывает на меня, обвиняя:

– Он научил моих женщин покачивать бедрами в сладострастных танцах, из-за него мои мужчины предпочли праздники войне. Когда пришли люди-орлы, мой народ уже совершенно ослабел.

Монгольфьер встает и угрожающе надвигается на меня.

– Я должен был уничтожить твой народ, как только он ступил на мою землю!

Другие ученики удерживают его. Он поворачивается к ним и выкрикивает:

– Я советую всем ученикам гнать людей-дельфинов!

– Мои люди поделились с твоим народом всеми своими знаниями, – возражаю я.

– Я в этом не нуждался. Посмотри, к чему это привело. Я бы обошелся без этих знаний.

– Я дал тебе знания моего народа, потому что ты сам просил.

– Это было ошибкой. Лучше погибнуть без тебя, чем вместе с тобой добиться победы!

Он вырывается, но тут вмешивается Геракл:

– Довольно. Я не люблю тех, кто не умеет проигрывать. Есть некоторые фразы, которые слишком много значат для истории, чтоб их можно было оставить без ответа. Вы проиграли, Монгольфьер. Убирайтесь из истории «Земли-18». Примите поражение, как бог.

Геракл хлопает в ладоши, и вот кентавры уже здесь. Они хватают проигравшего.

– Не трогайте меня! Химеры, лапы прочь от моей тоги! Мой народ образцовый, образцовый, слышите? Люди-львы изобрели все! Орлы все украли у нас! Даже твой генерал, Мишель, твой Освободитель, восхищался моим народом. Он перенял мою стратегию, я прекрасно видел, что делала твоя кавалерия на флангах! Это я придумал! Мы были маяком для всех народов, маяком! Без меня эта планета не была бы такой, какая она сейчас.

Монгольфьер продолжает сыпать проклятиями, которые доносятся даже снаружи:

– Убивайте дельфинов, убивайте дельфинов! Убейте Мишеля! Если среди вас есть богоубийца, вот его следующая жертва. Убейте Мишеля!

Аудитория не реагирует на эти крики. Я стою как в столбняке, пораженный такой враждебностью. Ведь он такой же, как я, он тоже бог.

Рауль подходит ко мне.

– Не бери в голову. Твои люди могут прийти ко мне, когда захотят. Я разрешу им строить школы, лаборатории, театры, как они делали это у львов и у других.

Я сомневаюсь, стоит ли принимать это предложение. Рауль продолжает: