перчатки или поднимет неслыханного веса штангу, лишь: бы освободиться от избытка силы. Он зимовал на станции "Восток" в Антарктике, этом расположенном на высоте 3500 метров над уровнем моря полюсе холода, где соляр превращается в кисель, металл становится хрупким, как стекло, а люди — твердыми, как железо. И на "Востоке", где люди долго не могут привыкнуть к недостатку кислорода, Олег Брок запросто играл в настольный теннис. Красивый, могучий парень, на него приятно просто смотреть — даже когда у Олега нет времени с вами разговаривать.

Олег прибыл на станцию всего лишь за несколько дней до моего отлета, и познакомиться с ним как следует не удалось. Зато с Яшей Барановым я встречался и беседовал много раз. Яша быстро располагает к себе — и манерой общения, и внешностью он напоминает доброго детского доктора, которому куда приятнее вручить своему пациенту конфету, чем предложить горькое лекарство. Когда кому-либо прибывала радиограмма, Яша торопился ее вручить; а на вопросы других, нет ли им чего-нибудь, он не любил отвечать отрицательно. Куда обнадеживающе звучала такая дипломатическая фраза:

"Сегодня я еще три раза буду выходить на связь".

А на связь Яша вместе со вторым радистом выходил двенадцать раз в сутки. Тяжелая нагрузка, оставлявшая "на себя" минимум свободного времени. Как-то я восхитился скоростью его работы на ключе, и Яша улыбнулся — он припомнил случай из самой ранней практики, когда еще был начинающим радистом в Тикси. Однажды ему пришлось принимать радиограммы с острова, где за рацией сидел старый и опытный радист. Старик работал так быстро, что Яша не успел разобрать нескольких слов, но переспросить не решился — хотя по инструкции следовало поступить именно так. Когда прием закончился, Яша запросил: "Повторите в такой-то радиограмме такие-то слова". Ответ был великолепен: "Повторит вам серый волк".

— С тех пор, — сказал Яша, — я не считаю скорость самоцелью и не стесняюсь переспрашивать.

Эфир Яша любит страстно — такую фанатичную привязанность к своей профессии я наблюдал лишь у Степана Ивановича. Более того, если повар, накормив ребят, все же покидал камбуз, то Яша и в свободные часы продолжал странствовать по эфиру, беседуя с — такими же одержимыми фанатиками. Одни путешественники оставляют на память наклейки на чемоданах, другие — пепельницы из гостиниц. В коллекции Яши Баранова — тысячи визитных карточек радиобродяг из Квебека и Сан-Франциско, Осло и Стокгольма, Токио и Мельбурна, которые обмениваются с Яшей сведениями о здоровье, погоде и отметках сына по математике. А когда Олег был в Антарктике, Яша частенько беседовал со своим антиподом, получая ни с чем не сравнимое удовольствие от сознания того, что две земные макушки связаны невидимой эфирной нитью.

О домашних новостях Яша узнает по мере их появления — об этом позаботился его ленинградский коллега, который ежедневно посылает ему положенную порцию морзянки. Это не мешает Яше наслаждаться письмами — за год он получает несколько штук коробок с магнитофонными пленками. Одну из них я с интересом прослушал. Шла вариация на домашние темы — жена, сын и дочь, перебивая друг друга, рассказывали мужу и папе про свое житье-бытье.

— Он ленивый, — жаловалась на сына мама.

— Подумаешь, разок в магазин не пошел, — оправдывался ломающийся басок. — Рабочему человеку и отдохнуть можно.

Жена тут же поясняла, что речь идет о заслуженном отдыхе после практики в школьных мастерских.

— Про получку скажи, — напоминал басок.

— Он теперь у нас кормилец, — хвасталась жена, — заработал на практике четыре рубля двадцать копеек, из них три рубля отложил до твоего возвращения. Догадываешься на что?

И папа счастливо смеялся.

У меня уже давно вертелась на языке одна просьба. Как-то, улучив момент, я сказал:

— Яков Павлович, вы работаете волшебником, вы — всемогущий человек. Сделайте меня навеки своим должником — свяжите с островом Врангеля.

Яша рассмеялся.

— Но ведь это…

"Невозможно", — уныло подумал я. — …совершенно простое дело! — закончил Яша. И не успел я сочинить радиограмму, как на рации замигала лампочка: бухта Роджерса сообщала, что она готова к переговорам. Коллектив полярной станции представлял старший радист Толя Мокеев. Он сообщил, что все ребята живы-здоровы, слушали посвященные им радиопередачи, что жена Марина стоит рядом, такая же румяная и симпатичная, что Сережа Чернышев больше бананами не бросается и что все полярники Врангеля желают станции "СП-15" счастливого дрейфа. Монолог был довольно патетическим, и весь неизрасходованный запас юмора Толя вложил в концовку: "Берегите Санина!" (повторено три раза).

Разумеется, такую просьбу Яша не мог оставить без ответа. И Мокеев узнал, что Санина по возможности оберегают. Например, от скуки: ему разрешено по утрам чистить для камбуза картошку, растапливать печку и пилить снег. Доктор заботливо следит, чтобы Санин как можно больше дышал свежим воздухом — особенно во время погрузочно-разгрузочных работ, а повар сочувственно относится к постоянным жалобам гостя на волчий аппетит.

Так я вновь встретился с друзьями-полярниками острова Врангеля. Эта встреча окончательно убедила меня в том, что могуществу Яши нет предела. Я верил, что, если мне захочется поболтать с английской королевой, через три минуты в эфире прозвучит: "Королева на проводе. Хау ду ю ду? Какого вы мнения о последнем футбольном матче моих подданных?" Да что королева! Этот маг эфира может устроить даже разговор с женой, если дома есть телефон, — когда доктор Лукачев позвонил в Псков своей супруге, та никак не хотела верить, что ее муж находится на льдине в шести тысячах километрах.

Вот так работал на станции полярный радист Яков Баранов. Каждые три часа — днем ли, ночью — он передавал в Центр последние сведения о настроении Арктики. Он не помнит, когда ночью спал, как все люди, — часов шесть-семь, не вставая.

— Даже дома месяца два не могу стать человеком, — жаловался Яша. — Каждые три часа вскакиваю с постели, словно пружина подбрасывает, и шарю руками в поисках рации. Жена смеется и плачет — спать не даю…

Однажды, когда радист антарктической станции "Молодежная" Яков Баранов ухитрился в один день переговорить со всеми континентами, приятель сказал:

— Я бы вашему брату не только не платил за работу, а, наоборот, брал бы деньги с вас. Потому что вы не работаете, а наслаждаетесь, черти эфирные.

И это говорилось человеку, который ел, спал — жил у рации, не отходя от нее.

Хорошо, когда на свете есть такие одержимые!

ИНТЕРВЬЮ НАД БЫВШЕЙ ТРЕЩИНОЙ

Я сижу в домике метеоролога — в том самом, под которым два месяца назад прошла трещина. Сейчас ее не видно, она заделана швом покрепче хирургического,