ты сегодня, допустим, комсомольский работник, завтра олигарх, то кто ты на самом деле? Это же ничего не определяет. Ты люмпен, чандала, или ты воин, или ты несостоявшийся поп, или ты вообще как бы никто – некий ноль, человек без свойств? Во всяком случае, ссылаться на классовое противостояние, классовую солидарность становится сложно. Но вместе с тем понятно, что есть «макроделение». Есть некий принципиальный «верх» – как Арктика, которая, сколько бы она не подтаивала, всегда есть как некая шапка снегов и льдов, которых ничто не возьмёт – ни революции, ни войны, – это шапка снегов будет на Северном полюсе. И некая Антарктида, которая живёт в своих фавелах, гарлемах и которую тоже ничто не возьмёт, какие бы там социальные улучшения, прогресс ни происходили, есть огромный массив вот этого «льда» внизу, который составляет вечно нищих. А между ними идёт флуктуация вверх-вниз.

Новый интернационализм обращается не к этим людям, которых колесо фортуны гоняет через экватор к «Арктике» или «Антарктике», не к шапке наверху и не к шапке внизу. Новый интернационализм обращается к тем, кого мы можем назвать aliens, «чужие». Чужие, лишние на пиру жизни. По-арабски это называется красивым словом «гураба». Я помню, что Ю. Арабов сделал такой интересный фильм, сейчас его забыли: «Гураба», «Чужие». Это aliens. Как бы не совсем инопланетяне – это то, что называлось в Средние века desdichados, то есть «лишённые наследства». Это те, кто являются лишними, «лишние люди», – тема в русской литературе, русскому читателю она знакома. Но тут планка повыше, чем у Печорина. То есть «лишние люди» – это не те, кому нечем заняться, не те, у кого нет дела, даже наоборот – дело-то у них весьма и весьма есть. Это лишние люди, которые не встраиваются, по своему формату, в сложившийся порядок. Они могли бы, конечно, капитулировать перед ним, устроиться дворниками или офисным планктоном, делать какие-то деньги, заводить семьи, но по своей структуре, по своему темпераменту, психологии – они не способны этим заняться. Это вечно «младшие сыновья». Это так называемый слой пассионарной молодёжи, которая есть всюду и во всех нациях. Они есть среди французов, даже среди шведов, как ни странно. Больше всего, конечно, их среди мусульман, но это не значит, что их нет среди немцев, англичан и так далее. Это интернациональный слой. «Младшие сыновья», «лишние люди», «лишённые наследства».

Я просто к слову вас перебью. Мне приходилось бывать в Индии, в штате Гоа, и там довольно много собирается так называемых «дауншифтеров» и людей, приехавших из разных стран, и они как эскаписты: люди, сбежавшие от современного мира, пытавшиеся найти своё какое-то понимание. И они не то чтобы себя противопоставляют социуму, они просто не хотят иметь с ним дело…

Эскаписты и дауншифтеры в Гоа – это совершенно не те, кого я имею в виду, потому что там люди ищут прежде всего бесплатного минималистского комфорта, абсолютно уклоняясь от каких-то вызовов, задач, каких-то сложностей, каких-то проектов, какой-то напряжённости. Они просто сдают какие-то квартиры, которые у них, по тем или иным обстоятельствам, есть в собственности, и на очень небольшую денежку, получаемую оттуда, просто живут на пляже. Вечный пляж, вечный сироп, минимальная одежда, прибой. Это совсем не те люди. Это чистые beach comrade, чисто человеческая пенка.

А где те, про которых вы говорите? Они где обитают?

Они обитают среди нас, они являются нашими детьми, они являются частью большого города, и они необязательно имеют или не имеют какую-то собственность, которая держит их на плаву. Просто эта собственность и устройство – это, так или иначе, не их тема. Их жжёт необходимость внутренней связи с каким-то ветром Духа, они хотят быть в мейнстриме, как то третье сословие, о котором Аббат де Сийес говорил: «Кто такие третье сословие? Никто. Кем оно должно быть? Всем». Вот они – desdichados, они – никто. А хотят быть всем. И это пассионарные люди, это наполеоны без сожалений и без внутренней трещины Раскольникова. Не то чтобы они по старушкам хотят специализироваться – старушки для них никто и ничто, и не будут они размениваться на криминал. Они брезгуют криминалом. Потому что понятно, что тот, кто собирается доказать, что он – Наполеон и для этого идёт в криминал, как Раскольников, – этот уже заранее человек, обречённый на скулёж и капитуляцию перед своей экзистенцией. В этом смысле гениальный Достоевский очень правильно расставил все акценты…

Если позволите, я хочу привести один очень интересный пример, который подтвердит или опровергнет вашу идею. Недавно я беседовал с одним очень известным человеком, и он мне рассказал о своей мечте. Он мне рассказал о виртуальном сетевом государстве, в котором люди стали его гражданами, но каждый из них живет там, где хочет. Там они могут принимать какие-то коллективные решения, бороться против усиления государств, и есть юристы, которые будут их защищать, и так далее. То есть идея глобализма такого побуждает людей выйти из государственной клетки и перейти в другое качество. Им хочется расширить границы и перейти на уровень других взаимоотношений. Если я правильно помню, конец XIX века – начало XX века, Первый Интернационал, Второй, Третий, то, что делал Ленин, Троцкий, это ведь было объединение людей по другим признакам, – не по признакам наций, а по признакам уже классов…

Они апеллировали, естественно, к трудящимся, а сами были интеллигентами, которые хотели оседлать трудящихся и от их имени начать диктовать свою волю мировому порядку. Они хотели власти, естественно, но к власти интеллигент – даже трижды заговорщик – прийти не может: это на своей шкуре испытал Огюст Бланки, который большую часть жизни провёл в разных французских тюрьмах. Поэтому они пришли к очень здравой мысли, что надо говорить от имени масс.

Масса, которая танцует карманьолу, бесполезна. Поэтому надо говорить от имени масс, которые уже построены и организованы и которым можно легко объяснить, почему эти массы лишены того, что им причитается. Они сделали всё правильно. Здесь ключевым моментом является то, что это интеллигенты, хотевшие власть и готовые рисковать в той или иной степени.

Но ошибка заложена в том, что есть сильный зазор между теорией (мы будем в будущем об этом говорить) «пролетариата, который должен победить и стать локомотивом истории» и тем, что эту теорию выдвигают и реализуют не пролетарии, а интеллигенты – то есть разночинцы с определённой дворянской, семинарской прослойкой (но не