в воздухе послышался резкий свист от размахов шпаги. Да Понте яростно нападал на своего противника, все время заливаясь громким насмешливым хохотом. Гастон молчал, он спокойно отражал все нападения своего врага, не утомляясь и не двигаясь с места, но все время настороже, так как ожидал, что его противник не постесняется прибегнуть к хитрости, чтобы покончить с ним. Беатриса стояла тут же, высоко подняв канделябр и освещая всю сцену. Она знала, что Гастон любит ее, и видела, что этот человек может убить Гастона; лицо ее было бледно и безжизненно; она переставала сознавать время и не замечала, как минуты проходят за минутами, а борьба все еще продолжается. Да Понте все еще смеялся, но вот Гастон ловким ударом шпаги коснулся его плеча, и по одежде да Понте потянулась струйка алой крови; да Понте перестал смеяться, он крепче закусил губы и нападал с удвоенной силой. Он чувствовал, что имеет дело с искусным противником, и впервые в голове его мелькнула мысль, как должен чувствовать себя человек, которому проткнули шпагой сердце. «Сначала почувствуешь боль, — думал он, — потом настанет бессознательное состояние, но если удар попадет не в сердце, а в легкие, тогда человек может протянуть дольше и скончаться при полном сознании». Многие таким образом погибли от его шпаги, но он их нисколько не жалел; теперь он чувствовал невольную жалость к себе и говорил себе мысленно: «Я умираю за эту женщину, так как мой долг велел мне остаться в ее доме», — и эта мысль несказанно тешила его самолюбие, он казался себе героем и боролся с отчаянной храбростью. Гастон, все внимание которого было устремлено на противника, чувствовал и знал, что Беатриса находится где-то поблизости от него, но он старался не думать о ней, чтобы не отвлекаться, и все же был уверен, что счастье в конце концов не изменит ему. Прошло еще несколько минут, вдруг Гастон почувствовал острую боль в руке и только вовремя успел отпарировать удар, который чуть не стоил ему жизни. Да Понте между тем нападал все яростнее и быстрее, так что надо было удивляться тому, что Гастон успевал отражать его удары. Наконец они остановились на секунду, чтобы перевести дыхание и собраться с новыми силами. Гастон чувствовал, что Беатриса стоит сейчас же за ним; он слышал даже, как она прошептала про себя: «он умрет, его убьют», но он не оборачивался к ней и не спускал глаз с да Понте; он старался прочитать на его лице волновавшие его чувства и то сомневался, то отчаивался совершенно в успехе. «Он очень ловок, но недостаточно терпелив, — думал про себя Гастон, — а между тем все спасение его в терпении».

И, действительно, Гастон угадал. Несмотря на то, что от этого зависела его жизнь, да Понте начинал терять терпение, он привык всегда и всюду идти напролом, его раздражало искусство противника, и он решил теперь разом покончить с ним, он не дал себе времени отдохнуть и опять ринулся на Гастона, шпаги снова встретились, искры сыпались во все стороны от яростных ударов, каждый из сражавшихся надеялся на победу и ни один не уступал другому.

Все это происходило около одной из колонн, слабо освещенной свечами, которые держала Беатриса. По мере того, как сражавшиеся отступали все дальше назад, ближе к ней, она тоже отходила к стене и, наконец, прислонилась к ней. Гастон находился около нее так близко, что она могла свободно коснуться его рукой. Фиаметта, последовавшая сначала за своей госпожой, увидев это зрелище, бросилась опять вверх по лестнице и остановилась там на площадке, дрожа всем телом и закрывая глаза рукой, чтобы не видеть этой борьбы не на жизнь, а на смерть. Когда она, однако, оглянулась назад и увидела, что борьба все еще продолжается, она громко вскрикнула и, держа свечу в руках, бросилась к своей госпоже. В эту минуту раздались тяжелые удары в наружную дверь, да Понте подумал, что это идут к нему на помощь, и с новой энергией бросился на своего противника. В это время, однако, Фиаметта успела уже сбежать вниз и отворить дверь. Увидев там темную мужскую фигуру, она бросилась на колени и стала умолять спасти ее госпожу.

Вильтар — это был он — оттолкнул ее в сторону и бросился в дом с громким криком:

— Гастон, Гастон! Куда ты пропал, Гастон?

Этот внезапный крик, странный голос кричавшего и французский говор подействовали на да Понте ошеломляющим образом. Он внезапно повернул голову и сделал шаг назад. Не успел он опомниться, как уже острая сталь вонзилась в его сердце, и он, сраженный, бесчувственным трупом упал на пол, не сознавая больше ничего. Он упал почти к ногам Беатрисы, и шпага от падения его тела сломалась под ним надвое.

Гастон быстро обернулся, как раз вовремя, чтобы успеть подхватить маркизу, которая упала ему на руки.

XIV.

Она лишилась чувств, но руки, державшие ее, были сильны, они подняли ее легко, как ребенка, и понесли к бронзовым дверям, у которых их уже ждал Вильтар. Циничный, как всегда и во всем, он и теперь смотрел с иронической улыбкой на молодого человека, бережно выступавшего со своей драгоценной ношей; он хотел, по-видимому, сказать ему что-то, но сдержался и только отрывисто произнес:

— Ланжье ждет нас, у него шестнадцать человек команды, нам нельзя терять времени, если бы я знал, конечно...

Он вдруг оборвал свою речь и стал осматриваться кругом. Фиаметта, увидев, что они собираются уходить, стала умолять его взять ее тоже с собой, но он отстранил ее без всякой церемонии.

— Нет, нет, — сказал он, — довольно и одной представительницы вашего пола, нас и так на судне будет двадцать человек. А, кстати, там у ворот находится и ваш друг Джиованни. Пойдите к нему и скажите, чтобы он прислал сюда Георга и других; вы будете в гораздо большей безопасности с ним.

Фиаметта подумала то же самое и быстро бросилась бежать к каналу, где она рассчитывала найти Джиованни, которого считала своим спасителем. Когда матрос, по имени Георг, и два других матроса вошли в дом, они застали Вильтара все еще стоящим на пороге.

— Возьмите эти тела, — сказал он, указывая на да Понте и его убитого солдата, — и бросьте их в канал, да, кроме того, принесите сюда остатки шпаги графа, он будет рад и этим остаткам. Но только