Миссис Холден оглянулась на два узких дивана с не потревоженными пушистыми покрывалами, тактично скрывавшими ночные секреты. Дорогой Генри. К тому же та ужасная рыжеволосая девица уехала.

Она машинально отставила помаду и слегка постучала по отделанному орехом трюмо. Да, пока все шло очень хорошо.

* * *

Лотти лежала наверху в своей односпальной кровати и слушала, как внизу Селия и дети надевают пальто, готовясь пойти в церковь. В случае с Фредди одевание сопровождалось несколькими восклицаниями, тихими угрозами, за которыми последовали громкие протесты и заверения в невиновности, после чего захлопали двери. Наконец под раздраженные крики миссис Холден закрылась парадная дверь, а это означало, что, кроме Лотти, в доме никого не осталось. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к шорохам и шумам, которые обычно заглушал детский визг: в холле тикали часы, утробно урчали и шипели трубы, снаружи хлопали дверцы машины. Она лежала, чувствуя, как эти звуки просачиваются в ее горячую голову, и жалела, что не может насладиться редкой минутой уединения.

Лотти болела почти целую неделю. Она точно знала, когда началась болезнь: сразу после Великого Признания или в Последний День, когда она его видела. Обе эти вехи были настолько важны, что требовали заглавных букв. В ту ночь, после того как Гай открыл ей свои чувства, она пролежала без сна до рассвета, горя как в лихорадке. Сначала она приписала бредовые, спутанные мысли своему чувству вины. Но утром доктор Холден осмотрел ее горло и назвал отнюдь не библейскую причину: простуда. Он прописал ей постельный режим и обильное питье.

Селия была полна сочувствия и тем не менее сразу переселилась к Сильвии («Прости, Лотс, но я никак не могу заболеть, когда на носу свадьба, а еще столько дел»). Лотти осталась одна, к ней заглядывали только Вирджиния, с недовольным видом таскавшая наверх суп и сок, и Фредди, регулярно проверявший, «не померла ли она уже».

Временами Лотти действительно желала себе смерти. Она слышала собственное бормотание ночью и боялась, что выдаст себя в бреду. Ей было невыносимо, что Гай, наконец откликнувшись на ее чувства, оказался теперь недосягаем для нее, словно для Рапунцель с остриженными волосами в башне. Ибо при обычных обстоятельствах у них нашелся бы десяток причин столкнуться в доме или во время прогулки с собакой, но ни под каким видом юноша, помолвленный с молодой хозяйкой дома, не смог бы войти в спальню к другой девушке.

Выдержав без него два дня, она с трудом спустилась вниз якобы попить воды, а на самом деле взглянуть на него хоть одним глазком. И чуть не рухнула в коридоре. Пришлось миссис Холден и Вирджинии с ворчанием и руганью буквально втаскивать больную наверх, положив ее слабые руки к себе на плечи. Она успела лишь на секунду перехватить его взгляд, но даже это короткое мгновение рассказало ей о многом, позволив продержаться еще один долгий день и ночь.

Она чувствовала его присутствие: специально для нее он принес виноград из Южной Африки, сладкий и ароматный, с лопавшейся во рту тугой кожицей. Он присылал ей наверх испанские лимоны, чтобы добавлять в кипяток с медом для облегчения боли в горле, и мясистый инжир с «бочком», чтобы пробудить в ней аппетит. Миссис Холден восхищенно отметила щедрость его семейства и, можно не сомневаться, оставила несколько штук для себя.

Но Лотти этого было мало. Она умирала от жажды, а ей протягивали наперсток воды, и вскоре она решила, что эти подарки только все ухудшают. Она начала мучить себя, воображая, как в ее отсутствие он вновь прельщается чарами Селии. Разве могло быть иначе, когда Селия целыми днями только и думала о том, как бы снова его завоевать? «Что скажешь об этом платье, Лотс? – спрашивала она, расхаживая взад и вперед по спальне. – Оно подчеркивает мой бюст?» И Лотти тогда слабо улыбалась и просила ее извинить, ссылаясь на то, что хочет поспать.

Дверь внизу снова открылась. Лотти лежала и слушала, как кто-то поднимался по лестнице.

В дверях появилась миссис Холден.

– Лотти, дорогая, я забыла сказать, что оставила в холодильнике для тебя бутерброды, так как мы, скорее всего, из церкви сразу отправимся обедать в отель. С яйцом и кресс-салатом и парочка с ветчиной. Там же стоит кувшин с лимонно-ячменным напитком. Генри говорит, ты должна постараться выпить его весь в течение дня – ты по-прежнему мало пьешь.

Лотти изобразила благодарную улыбку.

Миссис Холден стянула перчатки, глядя мимо Лотти на кровать, словно раздумывая над чем-то, а потом быстро подошла и поправила на больной одеяло, плотно подоткнув под матрас. Покончив с этим, она пощупала девушке лоб.

– Ты все еще немного температуришь, – вздохнула она. – Бедняжка. Нелегко тебе пришлось за эту неделю.

Не часто Лотти слышала такую мягкость в ее голосе. И когда миссис Холден, убрав с лица Лотти прилипшие пряди, пожала ей руку, девушка невольно ответила ей тем же.

– Ничего, что ты остаешься одна?

– Со мной все будет в порядке, спасибо, – прохрипела Лотти. – Наверное, я посплю.

– Вот и правильно. – Миссис Холден повернулась, чтобы уйти, поправив свою прическу. – Думаю, мы вернемся к двум. Обед будет ранний из-за детей. Один Бог знает, что выкинет Фредди в приличном ресторане. Представляю, как сгорю со стыда еще до того, как подадут десерт… – Она проверила содержимое сумочки. – У тебя на столике две таблетки аспирина. И не забывай, что сказал Генри, дорогая. Больше жидкости.

Лотти уже чувствовала, что погружается в сон.

Дверь закрылась с тихим щелчком.

* * *

Она проспала несколько минут или часов, когда поняла, что стук каким-то образом просочился из сна в реальность и что она смотрит на дверь и слушает, как он становится все более настойчивым. И не прекращается.

– Лотти!

Должно быть, она опять бредит. Как в тот раз, когда была уверена, что на всех подоконниках обитает коричневая форель.

Лотти прикрыла глаза. Голова горела огнем.

– Можно войти?

Она снова открыла глаза. В дверях стоял он и оглядывался, его голубая рубашка была забрызгана крошечными капельками дождя. Издалека донеслись раскаты грома. В комнате потемнело, оттого что набежали дождевые облака, создав видимость сумерек. Она с трудом села, все еще не понимая, спит или бодрствует.

– Мне казалось, ты ушел на вокзал.

Он сказал, что ему нужно забрать ящик с фруктами.

– Ложь. Ничего другого в голову не пришло.

В комнате продолжало темнеть, так что она с трудом различала его лицо. Только глаза сияли так ярко, что она подумала, не болен ли он тоже. Она на секунду опустила веки, желая убедиться, что он будет там, когда она их откроет.

– Все это очень тяжело, Лотти. Мне кажется… будто я схожу с ума.

Радость. Радость, что он здесь. Она опустила голову на подушку и протянула руку, совсем белую в полутьме.

– Лотти…