Так говорило Древнее Изначальное Зло, искушая женщину, носившую имя Мериамун, а женщина слушала искусительные речи и молчала.

– Я решилась, – наконец произнесла она. – Я приму облик Елены и стану супругой того, кого люблю, и пусть весь мир рухнет! А теперь, Изначальное Зло, засни. Засни, ибо я не могу видеть мой страх на твоем лице и огонь безумия в твоих глазах, ведь это мои собственные глаза!

Тварь снова подняла свою женскую голову и засмеялась торжествующим смехом. Потом медленно распустила свои сверкающие кольца, медленно скользнула на пол, начала сжиматься, съеживаться, точно клочок горящего папируса, и наконец превратилась в драгоценную безделушку из опалов и аметистов.

А Скиталец между тем, выйдя из тайного святилища Хатор, не встретил у ворот охранявших их стражей и не услышал звона невидимых мечей, ибо боги отдали Елену Прекрасную Одиссею, царю Итаки, как и было предсказано. За занавесом собрались недоумевающие жрецы храма, они не могли понять, как герою, который назвал себя Эперитом, удалось пройти в святилище живым, почему невидимые мечи его не поразили. А когда он вышел целый и невредимый, и к тому же сияющий от счастья, они разразились воплями ужаса.

Но он засмеялся и стал их успокаивать:

– Не бойтесь. Побеждает тот, кому даруют победу боги. Я сразился со стражами-охранителями врат и прошел в святилище. Думаю, они исчезли навсегда. Я видел лицо Хатор, и больше меня ни о чем не спрашивайте. Дайте мне что-нибудь поесть, силы мои на исходе.

Жрецы низко поклонились ему и повели в свою трапезную, поставили перед ним всё лучшее, что у них было из еды и питья, и стали смотреть, как он утоляет голод и жажду.

Насытившись, он встал, и жрецы снова низко ему поклонились. Они попросили его считать их храм своим домом и дали ключи от всех помещений, хотя и понимали, что ни в каких ключах он не нуждается и, если захочет, войдет куда угодно.

Скиталец с ликующим сердцем вернулся во дворец. Возле его покоев стоял жрец Реи и, увидев его, бросился к нему и заключил в объятья, так он был счастлив, что Скиталец остался жив и вернулся.

– Я думал, что никогда тебя больше не увижу, – сказал он. – Если бы не царица, Эперит… – Он спохватился и прервал себя на полуслове.

– Как видишь, я цел и невредим, ни призраки, ни люди не причинили мне никакого вреда, – засмеялся Скиталец и вошел в свой покой. – Так что ты хотел сказать о царице?

– Нет, нет, Эперит, ничего, просто она очень горевала, когда узнала, что ты пошел к храму Хатор, была уверена, что ты там умрешь. Не знаю, Эперит, человек ты или бог, но клятвы связывают и богов, и людей, а ты дал клятву фараону, ты ведь помнишь?

– Еще бы, Реи. Я поклялся фараону защищать царицу до его возвращения.

– И ты сдержишь свою клятву, Эперит? – спросил Реи, с тревогой глядя на него. – Ты будешь оберегать честь царицы, супруги фараона, – честь, которая дороже ее жизни? Надеюсь, ты понимаешь меня, Эперит?

– Думаю, что понимаю, – ответил Скиталец. – Не сомневайся, Реи, я сдержу клятву.

– Я чувствую, царицу Мериамун поразил некий недуг, и она желает, чтобы ты ее исцелил, – угрюмо сказал Реи. – Да, все складывается так, как было предсказано в сне царицы, о котором я тебе рассказывал. Но если ты нарушишь клятву, данную тому, кто оказал тебе самое радушное гостеприимство, тогда, Эперит, бог ты или смертный, ты – презренный негодяй.

– Разве я не сказал тебе, что у меня и в мыслях нет отступиться от своей клятвы? – возразил Скиталец и опустил голову, прислушиваясь к тому, что говорит ему его искушенное в делах любви сердце, а Реи смотрел на него, не отрывая глаз. Наконец Скиталец поднял голову и сказал:

– Реи, я расскажу тебе странную историю, но все это – чистая правда, потому что мы с тобой желаем одного и того же, я это вижу. Ты можешь помочь мне, и тем самым поможешь и себе, и фараону, которому я дал клятву, и той, чьей честью ты так дорожишь. Но знай: если ты выдашь меня, ни твой почтенный возраст, ни высокий сан, ни дружба, которую ты питаешь ко мне, не спасут тебя – ты умрешь.

– Говори, Одиссей, сын Лаэрта, царь Итаки, – отозвался Реи, – клянусь жизнью, что сохраню твою тайну, если только она не грозит злом тем, кому я служу.

Скиталец вскочил с кресла.

– Откуда ты знаешь это имя? – воскликнул он.

– Оно мне давно известно, и я признаюсь тебе в этом, хитроумнейший из мужей, чтобы ты знал: меня ты не обманешь.

Конечно же, Реи не хотел говорить ему, что это имя произнесла царица.

– Ты слышал имя, которое на устах у многих, – отвечал Скиталец. – Может быть, оно мое, а может быть, принадлежит кому-то другому, но это неважно. Важно другое: я боюсь твою царицу. Я приплыл сюда в поисках женщины, но эта женщина – не твоя царица. Однако приплыл я сюда не напрасно, здесь, Реи, именно здесь, в храме Хатор, нашел я ту, которую искал, она ждала меня, надежно защищаемая стражами-охранителями. Завтра вечером я пойду к храму и там, у ворот, встречу ту, к которой стремятся сердца всех мужчин мира, но которая любит одного-единственного мужчину – меня, так пожелали боги. Я приведу ее сюда, и мы станем супругами. Если ты хочешь мне помочь, приготовь к отплытию судно с матросами, чтобы на рассвете мы могли покинуть твою страну, и храни всё в тайне, пока мы не выйдем в море. Да, я поклялся фараону охранять царицу до его возвращения, но сам видишь – обстоятельства сложились так, что я вернее защищу ее своим побегом, а если фараон разгневается на меня – что ж, пусть гневается. И еще я прошу тебя встретиться со мной завтра за час до полуночи возле пилона храма Хатор. Там мы обсудим всё с той, кого называют Хатор, и приготовимся к побегу, а ты пойдешь к судну, которое будет нас ждать.

Реи немного подумал, потом сказал:

– Я страшусь увидеть эту богиню, но все же выполню твою просьбу. Скажи мне, как я узнаю ее, когда приду к воротам храма?

– Ты узнаешь ее по алой звезде, которая будет гореть у нее на груди. Но не страшись, Реи, я уже буду там. Ты приготовишь для нас судно?

– Судно будет вас ждать, и, хотя я всей душой полюбил тебя, Эперит, я был бы рад, если бы оно уже сейчас летело по волнам моря, омывающего берега Кемета, и уносило прочь и тебя, и ту, кого называют Хатор, богиню, столь страстно тобой любимую.

В тот вечер Скиталец не виделся с царицей Мериамун, но утром она прислала к нему слугу сказать, что вечером приглашает его на пир. Идти на пир ему никак не хотелось, но приглашение царицы – это приказ, и на закате он направился к ней. Реи тоже был приглашен, и по пути они встретились. Реи прошептал Скитальцу, что к побегу все готово, на берегу его ждет доброе судно – то самое, которое он отобрал у сидонцев, и что он, Реи, придет к воротам храма за час до полуночи.

Едва он успел сообщить Скитальцу все это, как двери распахнулись и в сопровождении евнухов и придворных дам появилась царица Мериамун. Она была в парадном царском одеянии, лицо бледное, застывшее, глаза ярко сверкают. Скиталец низко поклонился ей. Она склонила голову в ответ и протянула ему руку, чтобы он вел ее к столу. Сели они рядом, но царица говорила очень мало и то лишь о фараоне и об ушедших из Кемета апура, о которых до сих пор не пришло никаких известий.