«Я хочу домой»,— подумала она, и на глаза навернулись слезы.

— Не начинай реветь,— предупредила Энджи, открывая дверь и за руку вытаскивая Кэти наружу, туда, где у дома стояли припаркованные машины.

Припустил сильный дождь. Энджи поставила на землю большой чемодан и накинула на голову Кэти капюшон.

— Не хватало тебе еще сильнее простудиться. И так с тобой хлопот не оберешься.

Энджи сначала втащила в машину чемодан, а потом уложила Кэти на подушку на пол машины, прикрыв ее одеялом.

— Вот еще дело. Надо тебе покупать сиденье,— вздохнула она.— Господи, не стоишь ты таких хлопот.

Она захлопнула заднюю дверцу, устроилась на водительском сиденье и повернула ключ зажигания.

— Впрочем, я ведь всегда хотела ребенка,— проговорила она, обращаясь скорее к себе самой, чем к Кэти.— Даже в переделки из-за этого попадала. Мне кажется, тот малыш вправду обожал меня и хотел остаться со мной. Я прямо на стенку полезла, когда мамаша явилась его забирать. Его звали Билли. Хорошенький! К тому же я всегда могла его развеселить — не то что тебя, плакса несчастная. О господи!

Кэти понимала, что Энджи больше ее не любит. Свернувшись калачиком на полу, она сунула в рот большой палец. Так она поступала, когда была совсем маленькой, но потом перестала. Теперь же ничего не могла с собой поделать. С пальцем во рту легче не заплакать.

Выруливая с гостиничной парковки, Энджи продолжала говорить:

— Если тебе интересно, куколка, то мы в Кейп-Коде. Эта улица ведет к докам, из которых судна уходят в Мартас-Винъярд и Нантакет. Я однажды была в Мартас-Винъярде, с парнем, с которым тогда встречалась. Он мне вроде как нравился, но потом мы разошлись. Эх, встретить бы его сейчас! От него-то я бы не стала скрывать, что у меня есть миллион баксов. Здорово было бы!

Кэти почувствовала, что машина поворачивает.

— Главная улица, Хайянис, — продолжала Энджи. — Народу не так уж много. Вот месяца через два понабегут — не протолкнуться. Мы к тому времени будем уже на Гавайях. Там для нас безопаснее, чем во Флориде.

Они еще немного проехали. Энджи принялась напевать песенку про Кейп-Код. Слов она почти не помнила, поэтому в основном напевала лишь мотив, в ударных местах вскрикивая: «Вот он, старый Кейп-Код!» Это она повторяла без конца. Наконец машина остановилась, Энджи еще раз проорала: «Вот он, старый Кейп-Код!» — и сказала:

— Мальчик всегда подпевал мне. — Она перегнулась через спинку кресла и недобрым взглядом уставилась на девочку. — Мы на месте. А теперь слушай: не вздумай высунуться, понятно? Я накрою тебя одеялом с головой, так что если кто-нибудь случайно заглянет в машину, то ничего не увидит. Если я, вернувшись, увижу, что ты сдвинулась хоть на дюйм, ты знаешь, что произойдет. Ведь знаешь? На глаза Кэти опять навернулись слезы. Она кивнула.

— Вот и отлично. Мы друг друга поняли. Я скоро вернусь, и мы сходим в «Макдоналдс». Ты и я. Стиви и мамочка.

Кэти почувствовала, как на голову ей натягивают одеяло, но ей было все равно. Так даже лучше — темно и тепло, к тому же ее клонило в сон и можно было поспать. Но пушистое одеяло щекотало нос. Она чувствовала, что вот-вот раскашляется, но каким-то чудом удержалась до того момента, когда Энджи вылезла из машины и заперла дверцу.

Только тогда девочка позволила себе расплакаться и «поговорить» с Келли.

— Мне не нравится в этом старом Кейп-Коде. Не хочу быть в старом Кейп-Коде. Хочу домой.

— Вот он, — шепнул агент Шон Уолш своему партнеру, Деймону Филбурну.

Было субботнее утро, девять тридцать. Шон указывал на худощавого мужчину в джемпере с капюшоном. Мужчина только что припарковал машину возле кондоминиума в Клифтоне, штат Нью-Джерси, и теперь шел по дорожке, направляясь к входной двери дома. Машина, в которой находились дожидавшиеся его агенты, была припаркована на противоположной стороне улицы. Не успел человек вставить ключ в замочную скважину, как агенты очутились по обе стороны от него.

Объект наблюдения, сводный брат Стива Фроли Ричард Мейсон, не выказал признаков удивления.

— Прошу, — пригласил он. — Но вы зря тратите время. Я не имею никакого отношения к похищению дочерей моего брата. Знаю, как вы работаете: наверное, прослушивали телефон матери, когда она после вашего прихода звонила мне.

Ответа не последовало. Мейсон включил свет в прихожей и вошел в гостиную. На Уолша она произвела впечатление комнаты в мотеле: диван, обитый коричневым, в мелкий узор твидом; пара тоже коричневых, в полоску, кресел; два журнальных столика с одинаковыми лампами; стол и бежевый ковер. По их сведениям, Мейсон проживал здесь уже десять месяцев, но по виду комнаты никак нельзя было сказать, что она служила ему домом. На встроенных книжных полках — ни одной книги. На стенах — ни одной фотографии. Не было ни одного предмета, носящего на себе отпечаток личности и наводящего на мысль о хобби или другом предпочитаемом способе времяпровождения. Усевшись в кресло, Мейсон закинул ногу на ногу, извлек из кармана пачку сигарет, закурил и бросил взгляд на журнальный столик. В его взгляде явственно читалось раздражение.

— Я выбросил пепельницы, чтобы их вид не соблазнял меня.

Пожав плечами, он встал, направился в кухню и, вернувшись с блюдцем, опять уселся в кресло.

«Изображает из себя крутого, — подумал Уолш. — Все мы умеем играть в эту игру».

Агенты обменялись быстрыми взглядами. Филбурн явно был того же мнения. Молчание затягивалось.

— Послушайте, в последние дни мне пришлось много сидеть за рулем. Я устал и хочу спать. Что вам от меня надо? — спросил Мейсон с нотками вызова в голосе.

— Давно вы опять начали курить, мистер Мейсон? — осведомился Уолш.

— Неделю назад, когда узнал об исчезновении дочерей моего брата.

— А не тогда, когда вы с Франклином Бейли сговорились похитить их?

Агент Филбурн задал этот вопрос совершенно ровным тоном, как будто говоря о чем-то само собой разумеющемся.

— Вы в своем уме? Не забыли, что речь идет о моих племянницах?

Уолш внимательно наблюдал, как Мейсон, отвечая Филбурну, повернулся к нему всем телом. На шее Мейсона появилось красное пятно, быстро распространившееся на лицо. Еще раньше, рассматривая журнальные фотографии, Уолш обратил внимание на сходство Мейсона с братом.

«Большое физическое сходство», — уточнил он про себя, ибо на физической стороне оно и заканчивалось.

Несколько раз Стива Фроли показывали по телевизору, и на Уолша всякий раз производило сильное впечатление то, как Стив, несмотря на огромное нервное напряжение, владеет собой.

Мейсон же угодил в тюрьму за мошенничество, за то, что морочил людям голову и выманивал у них деньги.

«Он и сейчас морочит нам голову, — подумал Уолш. — Корчит из себя разгневанного дядюшку».