— Мы нажрались таблеток от импотенции. Какое-то современное французское суперсредство.

— А-а-а-а-а! — заорала Бэлка и схватилась за низ живота.

— Не надейся, не вырастет, — скосила я на нее глаза.

— А-а-а-а? — сменив интонацию и ослабив накал, повторила Бэлка.

— Вот те и а-а! — передразнила ее я.

— А что теперь делать-то? — перешла она на человеческий язык.

— Наслаждаться, — заверила я ее, — должны же мы хоть раз испытать то, что чувствует этот похотливый мужской пол.

— Господи, я даже покончить с собой по-человечески не смогла!

— Впрочем, как и я вчера вечером, — подбодрила я ее.

— Слушай, а ты уверена, что это от… от…

— Бэлка, слово «импотенция» на всех языках пишется одинаково.

— Да? А я-то думаю, почему мой прокурор таблетки эти перед сном всегда пьет? Думала, от давления… Ну как?! — спросила она у меня.

— Сердце бухает, в висках стучит, в глазах… в глазах твой прокурор — старый, вялый, беспомощный. Ничего эротического.

— Слушай, поедем, желудок промоем, — взмолилась Бэлка и снова пощупала у себя низ живота.

— Ну поехали, — пожала плечами я. Пожалуй, я и правда неважно себя чувствовала — голова кружилась, в ушах шумело, и — никаких приятных галлюцинаций.

— Я за рулем, — оживилась Бэлка, — я… вполне ничего себя ощущаю.

— Я на своем коне, — пресекла я ее попытку командовать ситуацией.

Через пять минут мы мчались по загородной трассе. Я впереди на своем «Харлее», она чуть позади, на красном «Мерседесе» — кабриолете с открытым верхом.

Как только свежий воздух на скорости двести километров в час ударил мне в лицо, я почувствовала себя лучше. Чуть притормозив, я поравнялась с Бэлкой и крикнула ей:

— Я не хочу в больницу!

— Я тоже! — проорала она. — Давай, в мой клуб! Посидим!

— Давай! — Я газанула и оставила ее далеко позади, потому что ни один «Мерс» не в состоянии обогнать мой бешеный, сумасшедший «Харлей».

* * *

Ночной клуб «Амнезия», пожалуй, был лучшим в городе, и, безусловно, самым дорогим. Тут не мельтешили тинейджерки в мини-юбочках и кружевных топиках, тут сидели только две парочки самого респектабельного и нетупого вида.

На сцене интеллигентно раздевалась девушка начитанной внешности. Она мне понравилась, потому что, когда осталась в чем мать родила, на ее лице блестели очочки в тонкой оправе. Это было тонко, изысканно, небанально.

— Браво! — крикнула я и с энтузиазмом похлопала. Девушка метнулась за кулисы, словно аплодисменты ее напугали. Это тоже было изысканно, и я снова похлопала.

Мы с Бэлкой уже выпили по два крепчайших коктейля со странным названием «Оргазм в космосе». Бэлка курила кальян и разглагольствовала:

— Нет, ну подумать никогда не могла, что из-за какого-то малахольного америкоза мне захочется покончить с собой! Это ты меня с панталыку сбила своим выбросом из окна! Подумать только, какие страсти! Если честно, я тебе позавидовала. Это ж надо, так любить человека, что своя жизнь без него ничего не значит! Слушай, я вот думаю, а это не вредно — алкоголь на эти таблетки?!

— А ты не думай, — посоветовала я ей, — тебе это вредно. Вот задумалась сегодня днем первый раз в жизни — и что получилось?

— Все из-за того, что из дома выйти постеснялась, — Бэлка потрогала пальцем свои царапины. — Слушай, а может мне завести собаку? Ведь вопрос никчемности не отпал.

— Заведи, — кивнула я. — Лучше двух. А еще лучше, разведись со своим прокурором, найди нормального парня и роди ему близнецов.

— Что?!! Жить ради пары шелудивых собачек, смазливого, но бедного парня и двух сопливых детей?! — пьяно поинтересовалась у меня Бэлка, пуская дым через нос.

— Жить надо ради любви, — сказала я и закашлялась — так пафосно, так банально, и так… правильно я это сказала.

— Элка, — Бэлка блеснула глазами так, что ее бриллианты показались тусклыми булыжниками, — скажи, ты что-то узнала про Бизю? Он жив?

— Ты с ума сошла!

— Ну расскажи, — зашептала мне Бэлка, — я никому ничего не скажу! Я точно знаю — ты узнала, что Бизя жив! Я же вижу — ты прежняя! Ты прежняя сумасшедшая Элка, а не труп ходячий, которым была вчера. А ты не можешь быть прежней, если Бизя все еще числится погибшим. Не можешь! — Она шарахнула по столу кулаком. — Вчера ты была чужая и страшная, а сегодня вдруг стала прежней, дурной до невозможности Элкой! Ну расскажи!

Я зажала себе рукой рот. Мне так захотелось все рассказать Бэлке, что был только один способ остановить себя — зажать рот.

Хорошего же она обо мне мнения — «ты стала прежней, дурной до невозможности Элкой»!

Наверное, глаза у меня смеялись, потому что Бэлка захохотала и стала отрывать от лица мои руки.

— Элка, расскажи! Расскажи, Элка! Я хочу знать! Я хочу знать все про любовь, ради которой можно вот так, мордой в розы, с первого этажа… и ради которой можно и нужно жить! Ну дай погреться у чужого огонька, вдруг мне так и придется коротать свой век с прокурором?! Бизя, что, организовал эту аварию, чтобы совершить побег? Он жив? Скрывается? Где?!

Мой мобильник замяукал, как всегда, вовремя. Я схватилась за него, как за спасательный круг, не посмотрев даже, чей номер высветился на дисплее.

— Элла! — крикнула трубка мужским слабо знакомым голосом. — Есть! Есть! Есть!!!

— Что есть? — удивляться у меня не было сил.

— Есть труп номер четыре! Сегодня по башке звезду какую-то заезжую долбанули! И на руке у нее красным маркером нарисовали цифру номер четыре! Мне из ментовки только что позвонили, сказали! У меня там связи! Я вам счет дополнительный за эту услугу, так и быть, выставлять не буду! Щедрость мне досталась от бабушки!

Хмель как рукой сняло.

— Гавичер! — рявкнула я. — Звезду зовут Юлиана?!!

— Да черт ее знает! Главное не то, как ее звали, а то, что теперь это сделал точно не ваш муж!

Я громко, витиевато, многоэтажно выругалась, обозвав Сеню всеми известными мне ругательствами, соединив их в одно длинное слово.

Бэлка серьезно поперхнулась коктейлем, парочки за столами укоризненно вывернули головы, официант запнулся и чуть не уронил поднос, а девушка на шесте, не удержалась и съехала вниз, глухо вписавшись головой в пол. Сеня на том конце трубки заглох, словно мотоцикл, у которого кончилось топливо.

Я вскочила и помчалась на выход.

— Я с тобой! — Бэлка попыталась мня догнать, но запуталась в стульях, в длинном подоле, в своих пьяных ногах. — Я хочу знать! Я все хочу знать про любовь! — орала она где-то сзади, но я уже вскочила на свой мотоцикл, пришпорила его — или он меня? — и мы помчались по ночной дороге.