— Ты сам сказал «держи», — напомнила я.

— Открой, глупая!

Я открыла. В коробочке было колечко. Замечательное, лучшее в мире невестино колечко.

Сатек уехал через неделю — именно такой срок поставил ему Скворцов в командировочном предписании. Аудиенцию у профессора Михеевой назначили на седьмое февраля. Седьмое приходилось на вторник, а в пятницу мы планировали расписаться в ЗАГСе — вернее, во Дворце бракосочетаний на набережной Красного Флота. Меня устроила бы и обычная контора, без всех этих раззолоченных интерьеров, белокаменных колонн и венков похоронного типа, но Сатек настоял на дворцовом варианте.

— Во-первых, ты императорка Александра Романова, а императорам положен дворец, — сказал он. — А во-вторых, если уж нам приходится ждать так долго, то пусть будет тому объяснение, что из-за очереди.

Очередь на церемонию во Дворце и в самом деле была длинной — три месяца минимум. Зато заявление у нас приняли с куда меньшим скрипом, чем я предполагала.

— Иностранец? — спросила тетенька с многослойной прической, открывая паспорт жениха. — А это что?

В паспорте Сатека лежала «забытая» стодолларовая бумажка.

— Закладка, — не моргнув глазом, ответил мой любимый. — Сувенир из Праги. Возьмите на память об этом праздничном дне. Пожалуйста.

Тетенька не стала ломаться. Все последующие объяснения о Сатековой аспирантуре и нашем грядущем совместном проживании в городе-герое Ленинграде были встречены ею более чем благосклонно. Она даже согласилась принять у нас документы без должным образом заверенной справки о том, что гражданин Чехословацкой Республики Краус Сатурнин пребывает в статусе свободного неженатого мужчины.

— Принесете в течение месяца… — Тетенька захлопнула папку и напутственно качнула своим золотистым шиньоном: — Желаю удачи!

Мы с Сатеком уже уходили, когда она попросила меня задержаться и, перегнувшись через стол, прошептала:

— Ты уверена, что он не женат? Я бы на твоем месте поостереглась: такие видные парни редко бывают свободными. И справки, опять же, нету. Заделает тебе брюхо и улизнет — попробуй-ка потом достань его из-за границы. Знаешь, сколько таких случаев уже было? И каждая дурочка думает: это всё происходит с другими, а уж меня-то он действительно любит. Вот я всех и предупреждаю: осторожней, девочки, осторожней!

Я еще раз поблагодарила сердобольную тетеньку и вышла к Сатеку, поджидавшему в приемной. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять: меня действительно любят, и абсолютно неважно, что там происходит с другими дурочками. Впрочем, по словам узницы шиньона, эти «другие» думали точно так же… К тому же далеко не всё зависело от нашего желания: мы с Сатеком понятия не имели, получится ли у него получить визу в феврале. Единственным легальным поводом для приезда была все та же аспирантура — пока еще не утвержденная, непонятно от чего зависящая.

Сатек еще надеялся, что таинственная профессор Михеева действительно заинтересована в этой научной теме, и, значит, есть реальный шанс на продолжение контактов, на интересную работу в прекрасном дворце принца Ольденбургского, в комнате с видом на Неву и Летний сад. И пусть на входе там восседала скифская баба, а сверху салтыково-щед-ринским «шпионом» маячил умильный кагэбэшный котофей — работа, Нева и Летний сад, несомненно, перевешивали эти относительно мелкие неприятности. Теперь он очень хотел получить именно эту аспирантуру, казавшуюся на первый взгляд из Праги такой малопривлекательной и непрестижной.

Я поддакивала своему любимому, не желая разочаровывать его раньше времени, хотя мне была более-менее известна истинная подоплека событий. Более-менее… — всего я точно не знала. Понятно, что «легенда» аспирантуры была использована полковником Новоявленским, чтобы привезти Сатека в Питер и таким образом заплатить мне за ликвидацию сосновских убийц. Но ведь полковник сам говорил, что в любой «легенде» есть доля правды — велика ли она в данном случае? Если выдумкой является сама «научная тема», то возвращение профессора Михеевой делу не поможет: скорее всего, она и не узнает о сентябрьском визите самозванного аспиранта. А Сатека просто вызовут в отдел международных связей Пражского университета и скажут, что, к сожалению, тема не утверждена российским ученым советом — до свидания, молодой человек.

Но если полковник воспользовался реально существующей темой — допустим, взял ее из списка заявок той же Михеевой, то у истории может появиться вполне практическое продолжение. Профессор вернется в январе, и ее будет поджидать приятное известие о том, что тема не только утверждена, но и найден под нее достойный кандидат — Сатурнин Краус, выпускник Карлова университета, лингвист со знанием философии и русского языка. В этом случае мечты Сатека немедленно превратились бы в реальность.

Выяснить это всё я могла только у самого Новоявленского, и в этом заключалось мало хорошего. В настоящий момент мы были с ним квиты. Организовав одноразовый приезд Сатека, полковник с лихвой расплатился за все мои прошлые подвиги, и теперь я уже не могла рассчитывать на бескорыстное «продолжение банкета» с его стороны. Конечно, он потребует ответных услуг… вот только каких? Каких? Пока Сатек находился рядом, я усиленно гнала от себя эти мысли, но они сразу налетели на меня черной вороньей стаей, как только мой любимый скрылся за глухой загородкой Пулковского аэропорта.

На этот раз наше расставание мало походило на прошлое, минводовское. Тогда я даже не подошла к окну? Ого… Сейчас я цеплялась за своего Сатека почище мифологической Андромахи, провожающей мужа на поединок с записным душегубом Ахиллом. Тогда я не проронила ни слезинки? Ну-ну… Сейчас мои слезные железы могли поспорить по продуктивности с плаксивыми октябрьскими небесами. Тогда я говорила себе: «Забудь, выкинь его из головы, было и прошло»? Ай-я-яй… Сейчас я точно знала, что вся моя жизнь целиком сосредоточена в нем; если я и могла выкинуть его из головы, то только вместе с мозгом. Вот ведь какая перемена! Поразительно, если учесть, что прошло чуть больше года, вернее, тринадцать месяцев с хвостиком, пятьдесят семь недель, из которых мы провели вместе всего лишь одну. Вот и пойми после этого женскую душу…

Сатек уехал, оставив мне кольцо и ожидание февраля, когда он должен был вернуться. Он должен был вернуться, а я должна была сделать все, чтобы это действительно произошло. Я позвонила Новоявленскому прямо из аэропорта. Зачем откладывать то, что не терпит отлагательств?

— Ах, это вы, Александра Родионовна? — приветствовал меня полковник. — Едва проводили и уже звоните? Похвальная оперативность. Если я что и ценю в сотрудниках, так именно это качество.

— Константин Викентьевич, можно без подтрунивания? — попросила я. — Как-то это не по-джентльменски. У меня сейчас нет ни сил, ни настроения, чтобы вам отвечать.

— Ну-ну, Саша, перестаньте. Чтобы у вас да вдруг силы кончились? Не верю, как говаривал мой тезка Станиславский. Таких сильных людей, как вы, редко встретишь, даже среди сильного пола. Я имею в виду женщин. Чем я могу вам помочь?