Взяв бинокль, я принялся внимательно рассматривать кромку обрыва, а через минуту уже крикнул Хелману, предупреждая его о том, что русские вновь готовятся атаковать.

– Да, – пробурчал он, – я тоже их вижу. Снова «катюши», и довольно много.

– Башнер, открывай по ним огонь, когда они перестанут двигаться, – приказал он Вильфу. – Бей осколочно-фугасными, у нас их больше.

– Есть, герр полковник.

– Надо продержаться еще час! – передал по радио Хелман своим экипажам. – Мы должны продержаться только час, когда к реке подойдут наши подкрепления, и тогда мы сможем отойти.

Еще час против этого яростного натиска? Еще час против «катюш»?

Как я мог разглядеть сквозь оптику бинокля, «катюши» были установлены на гусеничных шасси, которые занимали отведенные им места на гребне обрыва, извергая облака выхлопных газов. На этих гусеничных шасси были установлены направляющие, на которых покоились оперенные реактивные снаряды, грубо нацеленные вниз по склону за счет наклона шасси, более точная наводка осуществлялась наклоном или поднятием направляющих ручным механизмом. Когда расчеты заканчивали наводку, Вильф немедленно открыл по ним огонь, и осколочно-фугасный снаряд с трассером поразил две такие машины, когда их расчеты еще возились с наводкой. Ракеты взорвались, не успев покинуть направляющие, колоссальный шар огня вырос над машинами, уничтожая их и их экипажи. Огненный шар рос в диаметре, выбрасывая в стороны полосы огня, которые заставляли стоящие вблизи машины срочно подаваться в стороны от взрыва.

Русские привели в действие дымовые шашки, чтобы прикрыть происходящее у них, и через несколько секунд верхняя часть гребня обрыва окуталась плотным коричневым дымом. Противотанковые орудия в наших дотах дали несколько залпов наугад, но явно никуда не попали – столь плотна была дымовая завеса. Поэтому мы тоже прекратили огонь. Однако даже сквозь ее густой слой можно было различить этот странный огонь, который продолжал полыхать и растекаться в стороны.

– Да это же загущенный бензин, – пробормотал Хелман.

– Что это такое? – услышал я вопрос летчика люфтваффе, произнесенный дрожащим голосом.

– Бензин и дизельное топливо в загущенном виде, смешанное с резиной покрышек, – ровным голосом произнес Хелман. – Эта штука прилипает ко всему и горит несколько часов.

Летчик начал вполголоса молиться, пока Хелман не велел ему заткнуться.

– Они могут разместить корректировщиков огня внизу на склоне, – сказал он, обращаясь ко всем нам. – И тогда смогут вести огонь сквозь дым и…

Не успел он закончить этой фразы, как первые ракеты «катюш» с противным визгом скользнули к нам вниз по склону. Даже для моих перевозбужденных наркотиками чувств залп этих ракет представлял собой эффектное и ужасающее зрелище. Ракеты вылетали из плотной дымовой завесы, залпами по 12 штук, весь залп производился всего за несколько секунд. За каждой ракетой устремлялся горизонтальный смерч из дыма завесы, расцвеченный изнутри пламенем, которое вырывалось из основания длинного, заостренного к носу цилиндра. Сначала ракеты летели широким фронтом, ложась линией вдоль берега реки севернее моста. Взрываясь там, они создали стену вздымающегося вверх, взвивающегося кольцами огня, поднявшегося на высоту церковной колокольни и покрывшего сотни метров поверхности земли. Однако корректировщики сработали быстро и точно, и следующие залпы ракет стали ложиться все ближе и ближе к району вокруг моста.

В своем танке мы все были видавшими виды и довольно храбрыми солдатами, но, я уверен, что был не единственным человеком, который взывал к высшим силам с просьбой избавить нас от этого жуткого пламени. Мне оставалось только радоваться тому, что наша русская пленница не видит этой ужасной атаки; но для ее чувств хватило раздирающего душу свиста ракет вокруг нас и вони горючего, которым они были начинены.

Некоторые ракеты пролетали над нашими головами, и я услышал слова Хелмана, сказавшего, что они упали и взорвались на другом берегу реки. Другие попали в «Пантеру», стоявшую впереди других в рядах нашей группы, и вся боевая машина была мгновенно окутана этим неистовым пламенем. Ужасна была смерть экипажа этой машины – все они сгорели заживо, потому что ужасная жидкость, горевшая неугасимым пламенем, проникала в корпус машины сквозь любое отверстие.

Несколько ракет упали и взорвались прямо перед нашим танком, и я наблюдал, как оперенные цилиндры раскалывались и выпускали свое зажигательное содержимое, растекавшееся кошмарной сетью горящих щупалец, которые, казалось, ощупывали местность в поисках жертвы, обреченной на жуткую смерть. Я развернул танк, сдав его назад от всепожирающего пламени, и эта перемена позиции дала мне возможность полностью увидеть и оценить эффект удара этими ракетами по нашей обороне.[74]

Горящая «Пантера» просматривалась неясным силуэтом в объявших ее столбах пламени. Другие «Пантеры» стойко удерживали свои позиции, как и оставшийся у нас «Тигр», – но доты были охвачены принесенным «катюшами» пламенем. У одного из них полыхала крыша, и горящая жидкость медленно затекала в его амбразуры. Я заметил, как его личный состав работает огнетушителями, надеясь справиться с этим адским огнем и сохранить в целости свои орудия. У другого дота была объята огнем вся стена, а часть горючей смеси попала на позицию зенитного орудия. Ее расчет катался в снегу, также покрытом огненной смесью, а над головами расчета разлетались во все стороны 20-миллиметровые снаряды по мере того, как до них добиралось пламя. Позади дотов сама река была объята пламенем, поскольку горючая начинка была легче воды и пылала на ее поверхности, посылая вверх клубы удушливого дыма, а стена огня протянулась от одного берега реки до другого. Мост же возвышался все так же неколебимо, некоторые из его ферм, также объятые пламенем, царственно тянулись в высоту как некий пылающий символ, возвышающийся над нами.

Я запечатлел в памяти строй наших танков и снова посмотрел на кромку обрыва.

Оттуда был выпущен еще один залп «катюш», который воспламенил всю землю вокруг нас, но пощадил наши танки. Я уже начал надеяться на то, что нам удастся выжить в этот последний час сражения, что план Хелмана может сработать. В конце концов, уж если нам удалось устоять против всего того, что враги бросили против нас, возможно, мы сумеем отразить и то, что они еще могут для нас припасти? Разве наш «Тигр» не по-прежнему цел и даже на ходу?

Реактивные минометы «катюши» тем временем молчали, и, если не принимать во внимание горящий на земле загущенный бензин, коричневая дымовая завеса на краю обрыва начала потихоньку истончаться, разгоняемая утренним ветром. Когда ее дым окончательно рассеялся, сквозь нее проступили темные силуэты, и я узнал низкие приземистые очертания танков ИС, неуклюже переваливающиеся, спускаясь по обрыву берега по направлению к нам. Это были новые, свежие силы, окрашенные в серо-белый зимний камуфляж, с гордо выделяющимися на нем красными звездами, и не имеющие ни малейших следов недавнего боя. Я насчитал 20, а затем 30 этих монстров, а затем сдался и перестал считать, поскольку весь склон был покрыт серо-белой шевелящейся массой этих боевых машин, каждая из которых несла защитный камуфляж и красную звезду и двигала вверх и вниз длинным стволом своего башенного орудия, пробивая себе дорогу к нам сквозь глубокий снег.