Кальдерон откинулся на спинку кресла, прикурил еще одну сигарету. «С чего это он так много курит? — недоумевал Хавьер. — И о чем так глубоко задумался?»

— Ты хотел встретиться со мной наедине, — сказал он вслух, пытаясь извлечь Кальдерона из его раковины.

— Во-первых, я не хотел, чтобы инспектор Рамирес выбил из меня согласие…

— Сейчас у него поубавилось пылу, — сказал Фалькон. — Его дочь в больнице на обследовании.

— Надеюсь, ничего серьезного, — машинально произнес Кальдерон. Новость прошла мимо, пока его разум искал выход из собственных затруднений. — Не знал, что вы с Инес до сих пор общаетесь.

— Мы не общаемся! — решительно возразил Фалькон и подробнейшим образом объяснил, как они оказались в «Эль Каиро».

— Инес как будто очень нервничала, — заметил Кальдерон.

— Бракосочетание — вообще очень нервический процесс. Смотри, что получилось, когда она в последний раз вышла замуж, — проворчал Фалькон и развел руками, предпочитая выглядеть комично. — По-моему, ее волнуют твои сомнения. Я…

— С чего она взяла, что у меня есть сомнения? — спросил Кальдерон, и Фалькону показались странными зазвучавшие в его голосе пронзительные нотки.

— Ей тоже кажется, что ты нервничаешь.

— И что ты ей на это сказал?

— Что для мужчины естественно нервничать в таких обстоятельствах, — ответил Фалькон. — А нервозность легко принять за колебания. Со мной тоже было что-то подобное.

— Ты… сомневался? — спросил Кальдерон.

— В ней я никогда не сомневался, — ответил Фалькон, по спине тек пот.

— Хавьер, я не о том спросил.

— Мои сомнения были не того рода, что сейчас… посещают тебя.

— Что ты знаешь о моих сомнениях?! Подумать, какой психолог нашелся!

Фалькону очень не понравился тон Кальдерона, но он был почти благодарен за скрытое предупреждение не совать нос в личную жизнь судебного следователя. Отлично, он и пытаться не станет! У него хватает и своих забот.

— Что-то я тебя не пойму, — бесстрастно бросил он в ответ на запальчивые слова Кальдерона.

Фалькон сидел за столом, прокручивая беседу в голове. Он был рад, что не вытащил интернет-материалы по Мэдди Крагмэн. Это могло разъярить Кальдерона. Судебный следователь понимал, что Фалькон видел, как он млел подле Мэдди. Но в их деликатной личной ситуации Фалькон не мог начать разговор об участии Мэдди в расследовании ФБР, пока он до конца не уверен в фактах. Он видел, как две жизни идут к саморазрушению, и сожалел о них, набирая номер своего адвоката Исабель Кано.

Она согласилась встретиться с ним, но не больше чем на десять минут. Он поехал в ее маленький офис на улице Юлия Цезаря и прошел мимо трех студентов-юристов, сидевших в общем кабинете. Исабель встала поприветствовать его, и он увидел, что она босая. Он сел и высказал предложение заключить сделку с Мануэлой.

— Хавьер, ты в своем уме?

— Не всегда, — пошутил он.

— Теперь ты хочешь отдать ей дом, за который мы бились последние полгода! Да ведь ты потеряешь бог знает сколько денег! Около полумиллиона евро. Почему бы заодно не отдать ей и остальное?

— Неплохая идея, — сказал Фалькон.

Она наклонилась к нему через стол. Длинные черные волосы, темно-карие, почти черные глаза — красивая, жестокая и величественная мавританка.

Большинство обвинителей боялись ее как огня, поскольку она была способна без особого напряжения заткнуть им рот в суде.

— Этот психолог до сих пор копается в твоей голове?

— Да.

— Лекарства не меняли?

— Нет.

— Ты еще принимаешь таблетки?

Он кивнул.

— Ну-ну, не знаю, что у тебя там происходит, но явно что-то серьезное, — сказала она.

— Я больше не хочу жить в этом доме. Не хочу жить с Франсиско Фальконом. Мануэла хочет. Она одержима этим местом… но у нее нет денег.

— Значит, он не для нее, Хавьер.

— Просто подумай об этом.

— Я подумала и отказываюсь, сразу же.

— Подумай еще.

— Твои десять минут истекли, — сказала Исабель, надевая туфли. — Проводи меня до машины.

Исабель шагала через офис, а студенты-юристы забрасывали ее вопросами. Она сделала вид, что не слышит. Каблуки простучали по мрамору фойе.

— У меня еще один вопрос, — сказал Фалькон.

— Надеюсь, он дешевле предыдущего, — пробормотала она. — Иначе я стану тебе не по карману.

— Ты знаешь судебного следователя Кальдерона?

— Конечно, знаю, Хавьер! — Исабель резко остановилась, и Фалькон в нее врезался. — Теперь понимаю. У тебя душевное расстройство из-за них с Инес. Давай считать, что этой встречи не было, а когда успокоишься, мы…

— Нет у меня расстройства.

— Тогда к чему вопрос про Кальдерона?

— Скажи, про него много болтают?

— О, еще бы! Языками длиной с твою руку… длиннее твоей ноги… длиннее этой улицы.

— Я имел в виду… о его историях с женщинами.

Фалькон внимательно смотрел на ее лицо и увидел, как свирепость исчезла, уступив место огромной боли: как загарпуненный кит, она показалась и исчезла. Исабель отвернулась и направила ключи на машину, та в ответ моргнула фарами.

— Эстебан всегда был охотником, — сухо произнесла она.

Отворачивая лицо, села в машину и отъехала, оставив Фалькона на мостовой с мыслями о том, что Исабель Кано замужем вот уже более десяти лет и счастлива в браке.

Пятница, 26 июля 2002 года

Пока Фалькон добирался до дома Ортеги, позвонил Хорхе и заверил, что бумага, на которой сделана фотография Инес, отличается от образца из начатой пачки по составу и качеству. От этой новости у Хавьера мигом поднялось настроение, пока он не понял, что если с памятью у него все в порядке, значит, кто-то проник в его дом, чтобы прикрепить фотографию над столом. И еще: они знали, как причинить ему боль. Сердце тяжело забухало, пульс отдавался даже в кончиках пальцев, но он попытался успокоить себя мыслью, что после скандала с Франсиско Фальконом про него все всё знают.

Пабло Ортега возвращался после прогулки с собаками. Когда он проходил мимо, Фалькон опустил стекло и попросил уделить ему несколько минут. Ортега мрачно кивнул и придержал для него ворота. Вонь от коллектора окружала дом, как стена. Они зашли за угол и попали в кухню. Собаки шумно лакали воду.

— У меня хорошие новости про коллектор, — сказал Ортега, не сумев изобразить радость по поводу встречи. — Один из подрядчиков брата считает, что сможет все починить, не снося комнаты, и всего за пять миллионов.