С Игнатьева было достаточно. Он выразительно и грозно кашлянул.

– Господин Ванзаров, уверяю вас: вы ошибаетесь, – было сказано внятно, но тихо. – Сильно ошибаетесь.

– Благодарю, что все мне рассказали, – последовал ответ.

– Я ничего вам не сказал! – возмутился нотариус.

– Иногда это бывает лучшим из ответов, – сказал Ванзаров, подхватывая кресло как перышко. – Нашей сказочке конец, а мебели пора на место.

Нотариус отпер замок, вошел первым, закрывая что-то от любопытного взгляда, и захлопнул перед Ванзаровым дверь чрезвычайно невежливо. Словно хотел щелкнуть по носу, который вечно суется не в свое дело. Ванзарову это было не впервой. До утра оставалось совсем немного. Надо было поспать пару часов. И тут ему захотелось совершить маленькую глупость.

Разыскной рапорт № 6

Ваше превосходительство!

Банда так называемого Пуйрота не остановилась в своих гнусных намерениях и продолжила плести свою гнилую сеть. Начать с того, что они выставили у номера Джокера настоящего сторожевого. Человек этот, с виду невзрачный старикан, которого я вскользь упоминал в своих рапортах, на деле оказался крайне опасным типом. При моей попытке заглянуть в номер он сказал, что это мне не удастся. В качестве причины мне были предъявлены заряженный револьвер и охотничий нож. Конечно, жандармского корпуса ротмистр справится одной левой с десятком таких старичков. Но обстоятельства ушедшего дня и нежелание раскрывать свою персону слишком откровенно заставили меня отступить. Однако это отступление исключительно временное. И завтра я при помощи камердинера, несомненно, произведу самый тщательный досмотр.

Несмотря на глубокую ночь (было примерно половина четвертого), я нашел масляный фонарь и вознамерился изучить следы вокруг дома. Такой осмотр входит в рядовую процедуру дознания и может быть полезен в любых обстоятельствах. Выйдя на улицу, я столкнулся с сильным снегом, который бил меня в лицо. Но даже непогода не смогла меня остановить. Я начал осмотр прилегающих сугробов. По моему мнению, тот, кто на самом деле был в номере Джокера, прежде чем выскользнуть, мог обронить нечто ценное или важное, что прямо указывает на него. Мой осмотр снегов был прерван самым возмутительным образом. Явился этот господин, по фамилии Ванзаров, и стал требовать, чтобы я раскрыл ему тайны следствия. Пользуясь темным временем суток и нашим одиночеством, я проучил наглеца. Однако снеговой покров был окончательно испорчен барахтаньем крупного тела Ванзарова. Полностью пораженный, он пристыженно удалился.

А я же натолкнулся на свежую мысль. Если этот проныра в такой час и погоду бродит вокруг дома, вероятно, он пришел от доктора, где приходил в себя Джокер. Мне показалось правильным взять ситуацию под контроль и самому убедиться, что объект моего наблюдения находится в полном порядке. Дорога до курзала была недальней, но крайне тяжкой из-за усиливающегося ветра. Но я преодолел все препятствия.

Чтобы найти лечебный кабинет доктора, мне пришлось пройти по длинному темному коридору. Не скрою: испытание это не под силу натурам, слабым духом. Постоянно ожидая нападения, я двигался с револьвером на изготовку. Коридор делал поворот направо, после чего я обнаружил обшарпанную дверь, какая всегда ведет в медицинский кабинет. Так и случилось. За ней оказался приемный покой доктора Могилевского. Свет горел, но Джокера не было. Понимая, что вернуться мимо меня в санаторий было невозможно, я набрел на догадку: Джокеру стало хуже, и Могилевский вынужден был перевести его в другой лечебный корпус. Или того хуже: направить в лечебницу в Сестрорецке. Если это произошло, я буду поставлен в самое затруднительное положение. Как вести наблюдение за объектом, который находится в больнице? Вероятно, мне придется предпринять нечто экстраординарное: сломать палец или выстрелить себе в ногу. Тогда на правах пациента я смогу наблюдать за Джокером в лечебнице.

Однако в этом плане есть очевидный недостаток: банда Пуйрота останется без присмотра. И поле боя будет за ними. Чем они наверняка воспользуются и сразу доберутся до багажа Джокера. С другой стороны, оставить Джокера без присмотра тоже нельзя. У него могут быть сообщники, мне неизвестные, которым он даст знать. Они прибудут по его зову в больницу, и тогда я не берусь предсказать развитие событий. Однако все это предстоит решать, когда я точно установлю, куда Могилевский отвез Джокера.

Выйдя на улицу, я с трудом держался на ногах. Так силен был ветер. Однако это не помешало мне наблюдать крайне таинственную сцену: две фигуры тащили нечто продолговатое и белое куда-то в глубину парка санатория. В одной из фигур я признал самого доктора Могилевского. Другая представляла собой форменное чудище: горбатая уродка, которая в ночи казалась подлинным исчадием преисподней. Груз был не слишком тяжелый, они несли его достаточно быстро. Возможно, простая хозяйственная сцена кому-то другому не показалась бы интересной, но я взял ее на карандаш. Завтра, а точнее уже сегодня утром, когда я буду допрашивать доктора о Джокере, непременно задам ему вопрос, что именно он переносил под покровом ночи. Предполагаю, что это какая-то глупость, но моя постоянная готовность подмечать любую подозрительную деталь требует тренировки и подкрепления.

Прошу занести в статью расходов по разыскным мероприятиям мои ботинки. От глубокого снега и постоянного перехода из тепла в холод они окончательно испорчены. Ботинки были куплены в универсальном магазине Гвардейского экономического общества, что на Большой Конюшенной. По имеющемуся у меня чеку мною было заплачено сто рублей. Надеюсь на непременную компенсацию.

Продолжаю разыскные мероприятия.

Честь имею.

Ванзаров спустился по лестнице на цыпочках. И приник ухом к двери. Ему казалось, что он слышит сонное дыхание, такое теплое и живое, такое близкое и светлое. Ему так захотелось обнять ее, прижать к себе, что он не заметил, как стал тихонько барабанить пальцами. Дверь резко отворилась. Ванзаров еле удержал равновесие.

– Какое счастье – это вы!

Она была напугана. Закутана в старенькую шаль. Прическа не в порядке, сбилась набок, кажется, она спала в кресле, постель не тронута. Даже в такие мгновения наблюдательность старательно делала свою работу. Надо было что-то сказать, как-то объяснить свое ночное явление и вообще не стоять пнем. Но Ванзаров смог только глупо улыбнуться.

Марго все поняла.

– Который час? – спросила она, рассматривая его глаза, чуть наклонив голову.

– Поздно… То есть рано… Около четырех утра…

– Ветер все воет…

– Да, погода прекрасная… То есть ужасная, – Ванзаров путался в языке, что стало бы большим праздником для души господина Лебедева.

– Отчего не спите в такой час?

– Да все как-то не очень, чтобы заснуть, я… – проговорил он и не поверил, что способен на такую глупость.