Вероятнее всего, Мартин не стал бы возиться с «Битлз», если бы ему не было нужно утереть нос своему конкуренту из «Коламбии» Норри Парамору, продюсеру Клиффа Ричарда. И он решил попробовать. Еще до знакомства с «Битлз» он подготовил контракт, сведя в нем до минимума обязательства компании. Группа подписала его 4 июня 1962 года, сразу по возвращении из Гамбурга. Через два дня они оказались в студии на Эбби-роуд, где для начала Мартин предложил им исполнить популярные хиты и собственные сочинения. И вновь группа не произвела на него особого впечатления. «Я подумал, что надо бы подыскать им вещицы поинтереснее, – решил Мартин. – Я был почти убежден в том, что их собственные песни никуда не годятся».

Мартин объявил Брайену Эпстайну, что Пит Бест нечетко держит ритм и что его придется заменить студийным барабанщиком во время записи пластинки. Этими словами, сам того не желая, он похоронил Пита. Хотя на самом деле он считал, что присутствие Беста было группе очень на руку так как Пит был единственным, чья внешность отвечала стандартам звезды. Тем не менее именно красота стала причиной исчезновения Беста. Еще в марте, когда «Битлз» впервые объявились на Би-би-си, все девчонки не сводили глаз только с Пита. «Мерси-бит» так написал об этом выступлении: «Джон, Пол и Джордж сорвали аплодисменты. Но когда на сцене появился Пит, публика начала безумствовать. Девушки принялись вопить. В Манчестере он завоевал популярность благодаря одной только внешности». По окончании передачи фаны, дав спокойно удалиться троим гитаристам, набросились на Пита, хватая за волосы и раздирая на нем одежду. «Ты почему все время привлекаешь внимание только к себе? – с обидой в голосе спросил его отец Пола Джим Маккартни. – Мог бы позвать и остальных!» Он, конечно, имел в виду сына, который сам окрестил себя «Полом Рамоном», главным соблазнителем группы.

Пол уже убрал из группы Стью Сатклиффа, и не исключено, что именно он был инициатором заговора против Беста. К тому же Пит считался лучшим барабанщиком в Ливерпуле. Кстати, когда Джордж Мартин впервые услышал Ринго Старра, то обнаружил, что тот не умел даже правильно отбить дробь на своей установке! И Ринго тоже пришлось срочно заменить тем же самым студийным барабанщиком, которого подготовили вместо Пита. Однако у Ринго Старра было одно большое преимущество: он не обладал ни красотой, ни сильной натурой Пита Беста.

Если Пол Маккартни завидовал внешности Пита, то Джон Леннон ревновал к его внутренней силе. Власть могла быть поделена только между Джоном и Полом, ни тот ни другой не могли смириться с тем, чтобы кто-то третий превосходил их в глазах публики. Поэтому их друг должен был уйти, уступив свое место тому, кто был для них менее опасен.

Ринго Старр, настоящее имя которого Ричард Старки, был на три месяца старше Джона Леннона, он родился 7 июля 1940 года в Дингле, самом грязном и бедном после Скотленд-роуд квартале Ливерпуля. Ринго был живым доказательством того, что при формировании характера врожденные качества имеют такое же значение, как и приобретенные: он, чье детство было еще более несчастным, чем у Джона, станет самым мягким и любезным человеком в мире. Он, как и Джон, был единственным сыном в семье, а его отец исчез, когда ему было три года. В шестилетнем возрасте он перенес перитонит и провел в больнице несколько месяцев. В школе он учился из рук вон плохо и небольшому багажу своих школьных знаний был обязан соседской девочке, которая взяла над ним шефство в то время, когда его мать работала барменшей. Когда ему исполнилось тринадцать, у мальчика появился новый папа – Харри Грейвз. Он работал маляром, был добрым человеком и всегда, как только мог, помогал своему приемному сыну. Но Риччи – так все его тогда называли – снова заболел. Он серьезно простудил легкие и на этот раз провел в больницах два года. Затем он пошел в ученики слесаря, и Грейвз подарил ему первую ударную установку.

Он завоевал свое место в среде ливерпульских рокеров, где его прозвали Ринго (парень питал особое пристрастие к перстням), и выступал в составе группы «Рори Сторм энд Харрикейнз». Они тоже получили приглашение играть в Гамбурге, и именно там в конце 1960 года Ринго познакомился с «Битлз». Ребята сразу с ним подружились. Не подружиться с Ринго было невозможно...

Внешне Ринго Старр – невысокий, худой паренек – не был похож на барабанщика. Уже тогда у него на щеках пробивалась седоватая щетина, а глаза смотрели на мир взглядом побитой собаки. По правде говоря, он нашел себе место только из-за того, что барабанщиков в Ливерпуле было очень немного: ударная установка стоила в то время двести пятьдесят фунтов, а гитара – четырнадцать. Поэтому даже самый неумелый владелец установки мог быть уверен в том, что легко сумеет найти себе работу.

Кингсайз Тейлор как раз собирался предложить Ринго работу, когда неожиданно «Битлз» пригласили его к себе. Недостатки Ринго заставили Тейлора слишком долго колебаться, «Битлз» же они совершенно не волновали: их группа была прежде всего вокальной, и барабанщику отводилась роль аккомпаниатора. Ринго взяли на испытательный срок с окладом в двадцать пять фунтов в неделю; обращались с ним довольно сурово. Особенно это касалось Леннона, который, несмотря на свою искреннюю привязанность к Ринго, всегда относился к нему снисходительно. «Эй, Риччи, ну-ка принеси нам пивка, – требовал Джон каждый раз во время паузы. – Вот это настоящий друг!»

Джон Леннон не особенно вникал в суть происков, направленных против Пита Беста. Ему хватало личных проблем. В один прекрасный день Синтия объявила ему, что беременна. Реакция Леннона была сродни той, что бывает у человека, которому объявили, что у него рак. «Он побелел, как снег, – рассказывает Синтия, – и в его глазах промелькнул ужас. Он молчал так долго, что мне это показалось вечностью. Сердце бешено колотилось в груди, и я боялась потерять сознание».

В конце концов Джон нарушил бесконечное молчание и произнес: «У нас есть только один выход, Син, нам надо пожениться». Это решение, возможно, принесло Синтии облегчение, но отнюдь не избавило ее от страданий.

С самого начала, едва познакомившись с Джоном, девушка прилагала все усилия к тому, чтобы выйти за него замуж. Мими вспоминает, как однажды пришла Синтия, а за ней плелся Джон весь в слезах. «Он рыдал, цепляясь за меня, словно ребенок. „Синтия хочет, чтобы завтра мы поженились. Она все организовала, а я жениться не хочу. Прошу тебя, помоги мне!“ – умолял он». Мими расспросила Синтию. Девушка ответила, что пришла к ней за разрешением, так как Джону было всего девятнадцать. Тогда Мими отвела Джона в соседнюю комнату и спросила, любит ли он Синтию. «Он покачал головой и сказал, что не знает. Проблема была решена. Я вернулась к Синтии и сказала, что не даю ей своего согласия». Три года спустя Синтия все же добилась своего, прибегнув к способу, который очень не понравился Мими, кстати, появившейся на свет за семь месяцев до женитьбы своих родителей.

Джону хватило храбрости на то, чтобы поставить в известность тетю в последний вечер накануне свадьбы. «Он приехал сообщить мне, что Синтия беременна. Он был бледен, а на щеках пылали красные пятна. „О Джон!“ – пробормотала моя племянница Лейла, которая зашла в тот вечер ко мне в гости. Две слезы скатились у него по щекам. „Я не хочу жениться, Мими“, – сказал он. „Никто тебя и не заставляет, Джон“, – ответила я. И он принялся упрекать меня, будто я была виновна в этой женитьбе!» Ни Мими, ни кто другой из членов семьи Стенли не присутствовали на свадебной церемонии. Синтия настолько опасалась реакции своей матери, что открылась ей только за день до отъезда миссис Пауэлл в Канаду.