Аристократы в десятом-двадцатом поколении могли позволить себе безвкусицу – и им прощали безвкусицу. Они могли позволить себе роскошь – им прощали и ее. Ротшильдам подобострастно улыбались, их деньгами охотно пользовались, однако не склонны были ничего прощать. За их спинами шушукались и шептали: «Дурной тон, fi donc!» Впрочем, братья уже не нуждались ни в чьей снисходительности и ни в чьих поощрениях. Они блистали. Они делали большую политику.

На деньги Ротшильдов Дизраэли приобрел для Ее Величества королевы Великобритании Суэцкий канал. Их советами Евгения Монтихо стала императрицей Евгенией, супругой Наполеона III. Они финансировали строительство железных дорог по всей Европе, разведку нефти в России и Сахаре, поддерживали алмазные мероприятия во всем мире. Они ссужали русских царей, финансировали Габсбургов, спасали Английский банк от кризиса ликвидности и предоставляли займы самому Папе, спасая Папскую область от банкротства. Пять братьев выпускали государственные займы почти для всех стран. Наживаясь – как и все крупные компании того времени – на работорговле, Ротшильды вложили £15 млн в лоббирование Закона об отмене рабства на территории Британской империи, принятого в 1833 году. Закон, правда, не касался территорий, подконтрольных Британской Ост-Индской компании, но Ротшильды все равно не прогадали.

На излете XX века они финансируют компанию «De Beers», постепенно становясь ее крупнейшими акционерами, участвуют в политических проектах Сесила Родса в Южной Африке, а после его смерти управляют его владениями. Ротшильды приобретают долю в крупнейшей – и тогда убыточной – испанской компании «Rio Tinto», разрабатывавшей богатейшие медные рудники, и делают ее прибыльной. Ротшильды финансируют Русско-японскую войну, выпустив военный займ на $11,5 млн (по ценам 1907 года).

Главным проектом Ротшильдов XX века становится создание государства Израиль. Приобретение земель у палестинцев, вложения в виноделие и другие отрасли сельского хозяйства, строительство и промышленность молодого государства, в оружие и переселение евреев в Палестину, наконец, сделали Израиль, возможно, самой удачной инвестицией банкирского дома.

Но заключительный штрих в блистательный образ семейного бизнеса суждено было внести – вопреки заветам основателя – женщине. Бетти де Ротшильд вынудила надменный и чопорный британский свет, а затем и всю мировую аристократию восхищаться собой и уважать семью Ротшильдов, а не только их капиталы. Дочь своего отца Соломона и супруга своего дяди Джеймса с отменным вкусом одевалась и с отменным тактом себя несла. В ней был покой и достоинство очень неглупой женщины, которой никогда не было нужды доказывать, что она умна. Она была пленительно хороша в юности и привлекательна в зрелые годы. Она много путешествовала и многое знала. Она брала уроки музыки у Шопена, шутила с Гейне, водила близкое знакомство с Листом и Россини. С ней любили беседовать Мюссе, Бальзак и Александр Дюма. Ее обожал князь Радзивилл и был до слез влюблен юный Луи-Филипп. В ней уже мало что осталось от братьев – безудержно талантливых nouveau riches. Бетти была в высшей степени comme il faut. Ей первой в роду стало свойственно то особое сияние рафинированного финансового аристократизма, который стал стилем Ротшильдов в XX веке.

Две мировые войны поколебали их финансовую империю, однако Ротшильды выстояли. Канул в Лету их неаполитанский банкирский дом – детище Карла. Пришел в упадок франкфуртский, когда-то взлелеянный Амшелем. Стал венским банком местного значения австрийский, где некогда царствовал Соломон. Но банковское дело Натана в Лондоне и Джеймса в Париже процветает и поныне. Династия сумела измениться вместе с Европой, не слишком изменяя самой себе.

Каждый, кому посчастливилось родиться в этом семействе, подвергался незаметной, но неумолимой дрессировке, которая годам к двадцати пяти превращала любого подающего надежды шалопая в Ротшильда. Что означало целый набор знаний, пристрастий, навыков и потребностей. Морально-практический кодекс Ротшильда требовал: быть финансистом высокой квалификации, принимать близко к сердцу жизнь еврейской общины и проблемы благотворительности. А также – обладать тонким художественным вкусом, полупрофессионально разбираясь хотя бы в двух-трех видах искусства. И украшать свою жизнь разнообразными экзотическими хобби. Среди Ротшильдов в XX веке встречались дрессировщики диких животных, коллекционеры шейных платков и знатоки естественных наук. Авторы книг по светскому этикету пилоты-любители и специалисты по археологическим раскопкам. А уж художников-любителей, знатоков оперы и коллекционеров – просто без числа.

Тем большим ударом для династии стало самоубийство Амшеля Мэйора Джеймса Ротшильда, случившееся всего за каких-то полтора десятка лет до двухсотой годовщины банкирского дома – 8 июля 1996 года. Амшель должен был возглавить династию, вдохнув новую энергию в несколько засбоивший механизм воспроизводства финансовых гениев. Его прочили на пост главы центра всей финансовой империи Ротшильдов – лондонского банка N.M.Rothschild & Sons, Ltd. Финансовым гением он, правда, не был. Зато был идеальным Ротшильдом.

Почти любой финансово-промышленной династии жизнь ставит мат в три хода. Все так или иначе кончается на третьем поколении. Сыновья уступают в энергии отцам. Внуки окончательно теряют интерес к сухим финансовым материям и поспешно расточают, расточают, расточают... Ротшильды же, казалось, нашли способ отменить действие сего упрямого механизма распада. И вдруг такой конфуз!

Среди выспренних и вычурных надгробных речей некоторой сухостью выделялся текст, произнесенный неким господином, которому по статусу вообще не полагалось участвовать в церемонии. Господин был управляющим парижского отеля Bristol. И произнес лишь несколько сдержанных слов соболезнования. Причина неуместной сдержанности неуместного господина была известна всем присутствующим.

Амшель Мэйор Джеймс Ротшильд, сорока одного года, – преуспевающий финансист, надежда династии и будущий ее глава, ценитель искусства и отец троих детей, едва вернувшись с серьезных переговоров, касавшихся крупнейшей сделки по слиянию нескольких бизнесов, покончил с собой в отделанной мрамором ванной комнате своих апартаментов в отеле Bristol, обходившихся ему в девятьсот долларов в сутки.

Сиятельную репутацию отеля это происшествие, безусловно, не украсило.

Более того, господин Ротшильд совершенно пренебрег фамильным стилем, не потрудившись выбрать сравнительно благообразный способ сведения счетов с жизнью. И совершенно вульгарно повесился на поясе от собственного купального халата. Самоубийство Амшеля Ротшильда поставило всех его здравствующих родственников перед запутанной династической проблемой. К тому же любопытство публики переключилось на управляемый Амшелем Rothschild Asset Management.

Тут-то и было сделано разочаровывающее открытие. Или, если угодно, полупризнание. Человек, которого прочили в главы финансовой династии, был... мягко говоря, не вполне удачлив в делах. До его прихода фирма Rothschild Asset Management приносила около десяти миллионов долларов прибыли. Ежегодно.