Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яростно выругавшись, он пошарил в сумочке и нащупал сложенный листок бумаги. Глаза Люси расширились, и это только подхлестнуло его. Он осмелился заглянуть в частное послание, в нем не оказалось ничего, что могло бы смягчить его ярость и угнетенное — в том числе и в сексуальном плане — настроение.
— Это может служить наглядным доказательством, согласитесь.
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Скоро поймете!
Он стал читать записку, видя все в каком-то красном цвете, словно каждый сосуд в его голове начал кровоточить. Казалось, кровь отлила от мозга, переполнив капилляры глаз и застлав все кругом кроваво-красным туманом.
— Что за проклятье! — прорычал он. — Кой черт толкнул вас бросаться на этот зов? В одиночку? Глухой ночью? Мой бог, при одной мысли о том, что могло с вами случиться… Вы безрассудны настолько, что опасны для самой себя. — Он быстро терял самообладание. — Вас просто следует связать для вашего же блага и безопасности и передать в руки мужчины, который сделает целью своей жизни держать вас подальше от подобных неприятностей, — подытожил он, потянувшись за шарфом, который лежал на столе.
— Что это вы собираетесь делать? — выпалила она, как только он начал связывать ей руки.
— А вы-то сами как думаете?
— Развяжите меня немедленно. О-о-о, — хорошенько придавив его ступню к полу, выдохнула она. Но ступня — это сущие пустяки по сравнению с тем, как болело у него в паху. — Вы не станете этого делать!
— Уверяю тебя, моя любовь, стану. А сейчас я сделаю то, что необходимо.
Он, проведя ладонью по запястью, проверил, не слишком ли туго стянуты ее руки. Сняв с нее накидку, взглянул на обнаженные руки, бледную кожу, манящую настолько, что он не устоял, проведя по руке от самой кисти.
— Уберите от меня руки! — разъярилась она, вырываясь из пут и извиваясь в кресле. — Не смейте трогать меня.
Вот как. Он стоял перед креслом, наклонившись на уровне ее лица и упираясь руками в изогнутые подлокотники.
— А разве я вас трогал? — поинтересовался он, заглядевшись в ярко-зеленые глаза, напоминающие своим восхитительным цветом свежую весеннюю траву.
— Да.
— Неправда. Поверьте на слово, вы бы сразу почувствовали разницу, если бы побывали в моих руках.
— О, в самом деле? — заносчиво протянула она. — И в чем разница, позвольте узнать? Хмм? Чем бы это отличалось от того, что происходит сейчас?
Его рот находился в опасной близости от ее губ. Его член затвердел, а все прочее горело от поднимающейся из самой глубины жажды обладания. Он больше не мог терпеть. Ее губы слишком близки, рот так дерзко-соблазнителен…
— Сами увидите, поскольку я все сделаю как следует. Вы еще будете молить, чтобы я снова прикоснулся к вам.
Она нахмурилась, сморщив носик, словно пораженная неприятным запахом, а затем расширила глаза.
— Так вы просто пьяны, ваша светлость.
Изменение в выражении ее лица, насмешка в голосе заставили его почувствовать надвигающуюся опасность.
— Весьма умеренно, — протянул он с иронией, не свойственной в данный момент.
— Отвратительно пьяны, — сузив глаза, констатировала она со вздохом, который указывал, что его попытка казаться остроумным с треском провалилась. — Вы напились. До чертиков, сэр. Нализались.
Что-то, крепко скованное внутри его, вдруг разорвалось. Он выпрямился, устанавливая дистанцию между ними, иначе просто упал бы на нее, охваченный сумасшедшим желанием. На каминной полке по-прежнему стоял стакан с недопитым виски. Чтобы успокоить мятущиеся чувства, он шагнул к камину и взял его. Отхлебнув виски, он прижал губы к хрустальному краю стакана и смотрел на нее. Бренди не помогло. Он хотел ее с такой силой, которую вряд ли что-то могло усмирить.
— «Нализаться» — это жаргон, свойственный кокни, леди Люси. Ваш любовник, — он страстно выделил это слово, — на нем разговаривал с вами?
Она с вызовом выдвинула прелестный подбородок.
— Вы намекаете на то, что он не благородного происхождения, но он благороднее, чем вы, сэр. — Она говорила сквозь стиснутые зубы.
— Ну, конечно, — загремел он, опасно сдавив хрусталь бокала. — Образец благородства и джентльменского поведения. Человек, который убил другого с истинным хладнокровием!
— У вас нет доказательств, — заявила она.
Страсть, с которой она защищала этого негодяя, снова заволокла его глаза красным туманом.
— Я там был, черт бы вас побрал! Я видел, как он выстрелил с крыши в грудь Уэнделла Найтона. Говорю вам, это сделал он.
— Этого… этого просто не может быть.
— Отчего же? Вам не хочется, чтобы это оказалось правдой? Или не можете заставить себя задать несколько весьма уместных в такой ситуации вопросов относительно человека, который, как вы безрассудно убеждены, много лучше меня?
— Он лучше вас! — выпалила она.
— Ах, в самом деле? — протянул он, его голос был так же угрюм, как и его настроение. — Ну, конечно! Ведь мне бы не пришло в голову заставлять вас идти темной безлюдной улицей поздней ночью к карете, которую я спрятал где-то за углом, — произнес он снисходительно.
Что-то похожее на боль мелькнуло в глубине ее глаз. Он почти презирал себя за то, что высказался. Но им управляли ревность и нечестивое безответное желание с той самой минуты, как он прочел чертову записку.
В ее взгляде отразились мятежные страсти.
— Хорошо, но я знаю наверняка, он не привез бы меня туда, где развлекался со своей любовницей!
Адриан был готов к чему угодно, только не к такому повороту.
— В комнате было нечем дышать из-за ее духов. Тот же удушающий запах, что отравлял воздух в музыкальном зале. Я видела ее, — продолжала Люси странно звенящим голосом. — Высокая блондинка, которая так и льнула к вам, хотя вы и старались изображать отсутствие интереса. Несмотря на ханжеские и педантские уловки, вы все же потеряли голову сегодня вечером, не так ли? Я не одна была свидетелем этого спектакля.
Что-то у него внутри словно воскресло к жизни. Стакан остался на каминной полке, а он шагнул к Люси, все еще привязанной к креслу.
— Она мне не любовница.
— Вы думаете, я дурочка, — фыркнув и закатив глаза, сказала Люси.
Он сократил пространство между ними, склонившись ниже, чтобы смотреть в ее глаза, ощущать аромат ее кожи, слышать прерывистое дыхание. Его тело отвечало на это, желая ее.
— Мне кажется, вы просто потрясающе бестолковая женщина, — с раздражением сказал он, и ее глаза расширились не то от его тона, не то от того, что она увидела в его глазах. — Вас могли убить сегодня ночью. Вас, может, удивит утверждение, что есть несчастья похуже смерти, но уверяю вас, бывают положения, когда смерть принимают как избавление. И несмотря на это, вы готовы смело ринуться в эти глубины.