А и повинюсь, ради артели-то! Да и правы они! Ох, мутит-то как… Ну дела-а-а…»

– Возьми, старшина. – Старший разъезда протянул мастеру флягу.

– Благодарствую, урядник, прости, не знаю, как звать. – Сучок запрокинул голову и одним глотком высосал воду.

– Павел… Младший урядник Павел, – пролепетал отрок, с трудом удержавшись в седле и хлопая глазами: похмельный вежливый Сучок поразил его в самое сердце.

Старшина нагнулся над свернувшимся в клубок оглушительно храпящим Нилом и потряс его за плечо. Безрезультатно. Сучок потряс сильнее. Нил, не просыпаясь, лягнулся.

– Ах ты! – Сучок, и сам желавший сейчас больше всего на свете рухнуть рядом со своим приятелем и забыться, в праведном гневе пнул спящего.

– Да иди ты! – заявил, не просыпаясь, Нил, зевнул, выпустив на волю волну перегара, от которой распускающиеся навстречу встающему солнцу полевые цветы враз поникли головами, перевернулся на другой бок и снова захрапел. Из зарослей осоки ему вторил Гаркун.

– Так дело не пойдёт! – Сучок полез поскрести плешь, вновь перекосился от головной боли и с надеждой взглянул на старшего разъезда. – Господин урядник, пособи. Вели мастеров водой окатить, не тащить же их в крепость! И ещё водички дай, а? Нутро горит!

– Илья, Терентий, выполнять! – коротко бросил урядник. – И фляги старшине отдайте.

Названные отроки спешились, отвязали от перемётных сумм притороченные к ним кожаные складные вёдра, наполнили их из реки и резко опрокинули на спящих плотников.

– Ой, б..! Да кто на… У, б..! – маловразумительный, но энергичный дуэт огласил речную пойму.

Наконец Нил и Гаркун сумели продрать глаза и, кряхтя, охая, поминутно хватаясь за головы и другие части организма, кое-как утвердились на нижних конечностях.

– Чего? – задал главный вопрос Нил.

– В заднице черно! – отозвался плотницкий старшина. – Одевайтесь, на работу пора! Только к Лису зайдём, а то ему кусок в горло не лезет, вот как нас видеть желает!

– О как! – Гаркун трубно высморкался при помощи двух корявых пальцев и принялся натягивать порты.

Через некоторое время, героически преодолев сопротивление одежды и обуви, три мастера в сопровождении почётного караула из конных отроков, медленно и то и дело потирая раскалывающиеся головы, направились в сторону ворот. Сучок и Нил временами бросали завистливые взгляды на Гаркуна, прикладывающего к голове холодную стерлядь, и жадно-вожделённые – на бочонок с остатками яблоневки, торжественно ехавший в седле вместе с младшим урядником Павлом.

Судьба имеет обыкновение наказывать людей на всю катушку, если уж взялась это делать. Нынешний случай не стал исключением. Не успели Сучок, Нил и Гаркун в сопровождении свиты вступить на мост, как с воротной башни Дударик сыграл побудку. «Вставай, вставай, сапожки надевай!» – издевательски пел рожок.

Крепость взорвалась топотом, криками, командами: «Выходи строиться!», «На оправку, справа по одному, бегом, ступай!», «Кого там за тайные места потрогать?!», «Шевелись, ослы иерихонские, последний от меня как следует огребёт!», «Десяток, напра-во! Правое плечо вперёд, бегом ступай!»

Вот в этот организованный хаос нетвёрдой походкой пожилой колченогой вороны со стерлядью наперевес и вступили плотники. Часовые при воротах, ставшие первыми свидетелями их шествия, отворачивались, героически пытаясь скрыть ухмылки. Старший наряда подмигнул младшему уряднику и глазами показал на Сучка. Павел кивнул в ответ.

«Ети ж меня долотом! Стыдоба-а! Вон как зубы скалят… А сейчас и болотники вылезут… И тут мы! И Гаркун с нами! Тёпленькие! Как теперь лесовиков-то к делу приставлять? Вроде и решили всё по уму, только теперь на смех подымут, что ни скажи… Чего делать-то?»

Сотоварищи плотницкого старшины будто прочитали его невесёлые мысли, хотя что тут было читать? К ним самим судьба точно так же повернулась филейной частью и громко испортила воздух.

– Ох, подохну сейчас! – Вид Гаркуна исчерпывающе описывался фразой «краше в гроб кладут». – Сильна твоя яблоневка… Ух! И мои сейчас повылезут, а тут мы… Стыдоба! И чего теперь боярыня скажет? И Лис этот? Это кто вообще-то?

– Боярич Михаил. Ничего хорошего он не скажет! – Изжелта-бледный Нил, ради того, чтобы просветить нового приятеля, оторвался от выпрошенной у конвойных фляги, к которой присосался, как изголодавшийся младенец к материнской титьке. – Ну, Сучок! Зарекался же с тобой пить! Как сядешь, так незнамо где проснёшься… Но чтоб на работе – такого сроду не было… От-то сейчас твои, Гаркун, по нам оттопчутся! И по тебе тоже…

Верно говорят: «Не буди лихо, пока оно тихо!» Не успел Нил закончить фразу, как на крепостной двор один за другим начали отовсюду выныривать лесовики. Поначалу, привлеченные доносящимися из поварни запахами (работников кормили раньше всех, пока отроков терзали на зарядке и пробежке), они не обратили внимания на похмельных мастеров, но на тесном крепостном дворе не столкнуться с кем-либо нос к носу было невозможно. Этим кем-то оказался Бразд Буня[16] – здоровенный властный детина, неторопливо следовавший от нужника к трапезной в сопровождении двух таких же дюжих сыновей.

– Здорово, Гаркун! Ты чего зелёный, как лягуха? – издевательски уперев руки в боки, осведомился он. – А посак[17] этот лысый с тобой, что ли? Или ты с ним?

Гаркун попытался гордо проковылять мимо, а Сучок героически старался сделать вид, что ничего не слышит, но Бразд не унимался:

– Э-э-э! То-то гляжу: как связался с этими, так от напёрстка и закосел! – презрительно скривившись, он отвернулся от Гаркуна и раздумчиво провозгласил во всеуслышание, обращаясь уже не к нему, а то ли к пролетавшим над крепостью воронам, то ли вообще к мирозданию. – И чего это наша боярыня такого в старшие поставила? Оттого, видать, что меня под рукой не случилось, вот и пришлось ей этого баламошку[18] ставить. Я б такого и навоз выгребать не послал, верно, сыны?

Два молодых лося радостно заржали в ответ на батюшкину шутку, а лесовик продолжал вещать:

– Вот он с дури и связался с ерпылем[19] этим лысым да с его мастерами – руки из задницы!

– А ну, заткнись! – Гаркун развернулся, поддёргивая рукава рубахи. Нил встал рядом с ним, Сучок побагровел, но с места не сдвинулся.

– Пятёрка, болт наложи! – Младший урядник прекрасно помнил, чем кончаются такие перебранки между строителями, а также то, что пресекать их надо в зародыше.