успела кое-как стянуть сырое липкое платье. Сорочку решила оставить. Хоть и мокрая, а совсем нагой оставаться под пледом не хотелось. Укутавшись, Севара опустилась на сидение. Неждан постучал, оставил в карете голубую шкатулку с портретом внутри.

— Спасибо, — выдохнула Севара. Она едва ли могла находится в сознании, потому откинулась на сидении и тут же погрузилась в спасительный сон.

Как они добрались до поместья и за сколько, она не знала. Весь путь провела в забытьи, приоткрыв глаза лишь, когда Неждан заносил её внутрь дома под причитания Забавы.

Полностью отогнала мутную дрёму Севара только, когда Оленя начала переодевать её в сухое. Почти сразу послышалась просьба деда Ежи, чтобы сказали ему, когда спустить хозяйку к кухонной печи — единственной, которая топилась и сейчас. Но Севара, держась за Оленю, доковыляла до туда сама. Села на стул к тёплому белому боку печки. Забава накрыла её пушистым пледом и выдала толстые вязаные носки.

На кухне было светло, тепло, пахло выпечкой и свежим ветерком влетавшем в распахнутое окно. Оленя деловито ставила греться чайник, дед Ежа притащил пучок мяты, а Забава вытащила мёд. Слуги ходили туда-сюда уже молча, чтобы не нагнетать.

Слуги. Люди. Хорошие люди. Они беспокоились. Севару это грело не хуже печи. Она беспомощна перед буйством воды, перед Хозяином Зимы, но вот рядом ходят люди, переживающие за неё искренне.

Забава остановилась рядом, погладила её по голове, прошептав:

— Ничего-ничего, лапушка. Сейчас чаёчек попьёшь, станет лучше.

Севара подняла на неё глаза, в которых застыли слёзы. Она была растрогана, а ещё морально истерзана, потому не могла сохранять лицо, как обычно. Всхлипнув, Севара уткнулась в плечо Забавы. Та приобняла её, растирая спину и шепча что-то успокаивающее. Оленя присела на корточки рядом, взяла за руку и протянула платок. Дед Ежа неловко мялся рядом. Не зная, куда себя деть, он сам принялся готовить чай. Подал с немного растрёпанной мятой плавающей внутри:

— Вот, попей-ка, деточка. Полегше будет.

Севара робко улыбнулась, отпивая чай. Горячий, но не обжигающий, он прокатился по пищеводу, обдавая теплом. Промёрзшее тело наконец перестало дрожать, мышцы начали расслабляться.

Заметив, что бедняжка приходит в себя, все выдохнули с облегчением, и медленно принялись за своё: Оленя за уборку, расставляя всё по местам, Забава за причитания, а дед Ежа за ругань.

— Ну ты как так? — сказал он, замахиваясь на вошедшего Неждана. Тот успел переодеться, но волосы у него ещё были влажные. — И умчал! Сядь!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Старик, да ты чего кричишь? Я вообще-то жертва!

— На! — дед Ежа бросил в подопечного небольшой плед. — Накройся и сиди помалкивай, охальник какой!

— Бестолочь! — подхватила Забава вручая Неждану полную кружку чая.

— Он не виноват, всё из-за меня, — просипела Севара. Горло болело.

Все смолкли. Переглянулись, не зная, как реагировать на заявление. Не будешь же её бранить?

— Да ну вот ещё! Никто не заберёт у меня право называться бестолочью, — фыркнул Неждан, прерывая тишину. — Ну подумаешь, ну промокли. Ну так День Масахагара, Мокрый день. Всё по плану.

— От охлёстыш! — восхитился дед Ежа, посмеиваясь.

Улыбку подхватили и остальные. Даже Севара криво усмехнулась. Она рада была перевести тему. Теперь все говорили про середину лета и праздник бога Масахагара, ведающего водами. Его день наступал ровно тогда, когда заканчивалась Русалья декада и все почести Купальнице были отданы.

Почти весь день Севара просидела на кухне. Её то и дело подкармливала Забава, Оленя рассказывала про празднество в Пэхарпе, а заглядывающие периодически дед Ежа и Неждан разбавляли обстановку хаосом и громкой болтовнёй. Конечно, можно было бы уже отлипнуть от стула и подняться наверх, но Севара не хотела оставаться одна. Кухня же была сосредоточением всего. Именно здесь собирались все домашние, обменивались новостями и обсуждали всё от облака, похожего на индюка, до подорожания перцев. В таких разговорах не было места мыслям о Хозяине Зиме, который наверняка бродит где-то рядом…

Вечером, когда уже стемнело, Севара наконец приняла горячую ванну, а затем… Она оглядела тёмную комнату. Пустую. Нет, мебель, разумеется, всё так же стояла, но… без людей. Страх таившийся где-то у сердца снова принялся расползаться внутри змеями, сжимать всё ещё саднящее горло…

Стук вышел отчётливым и уверенным. Севара сама удивилась, как смогла так хорошо постучать. Оленя приоткрыла дверь изумлённо уставившись на хозяйку. Она приходила впервые, тем более после того, как сама же отпустила её.

— Извини. Просто… Мне не по себе. Могу я немного посидеть с тобой? — Севара стыдливо мяла пояс халата. Раньше она не позволяла такой слабости, а теперь, видно совсем размякла. Но… Один разочек же можно, правда?

— Конечно, госпожа!

— Севара. Меня зовут Севара.

— А… Хорошо. Заходите, Севара.

Оленя села на кровать и похлопала по противоположной стороне. Она явно не совсем понимала происходящее, но словно ощущала давящий страх. Чужой страх.

Севара опустилась на кровать, пряча ноги под одеялом. Она не знала, что сказать. Она просто хотела убежать, скрыться от паники, настигавшей снова, стоило только зайти в знакомую спальню.

Комната Олени была другой. Светлой, в зелёно-бежевых тонах. Кровать у неё была твёрже и уже хозяйской. Комод на ножках, небольшой шкаф с зеркалом, письменный стол ближе к широкому окну, на котором стояла ваза с букетиком. Милая гостевая комната, которая стала родной для Олени. Здесь даже пахло также, как пахла она: свежей зеленью, листом смородины и чаем.

— Забавно, — пробормотала наконец Севара, — раньше ко мне бегала моя младшая сестра. Боялась спать одна в грозу… А сейчас грозы нет, а мне вот страшно…

— Вы просто утомлены. Сражаться со страхом нужно в полную силу, — Оленя сочувственно погладила её плечо. — И я рада, что вы пришли. У меня вот сестры не было, но я бы очень хотела… Хотите расскажу вам сказку? Про маленьких людей в садах?

— Давай, — согласилась Севара.

Оленя говорила тихо, вкрадчиво и успокаивающе. Как-то сами собой закрывались глаза, и спокойный сон распахивал свои объятия.

Севара заснула раньше обычного, а проснулась от скромных лучей Инти, пробиравшихся через плотные облака. Ночь ещё не отступила, но граница с утром уже подошла. Ещё немного и проснётся весь дом.

Оленя сопела, свернувшись клубочком. Севара поднялась осторожно, чтобы не разбудить подругу, и вышла из комнаты. Она посчитала, что утренний свет отгонит одиночество и страх, который пришёл вечером, но нет. Стоило вновь войти в комнату, как всё вернулось. Ужас напал на неё, раздирая кожу и проталкивая тревогу.

Сердце забилось сильнее, и Севара задрожала, понимая, что снова словно задыхается. Она не хотела снова идти к Олене, пугать таким состоянием, та