— Но у нас все-таки есть надежда, что желания исполнятся, как прежде, — сказал Скавр.

— Надо же, военный, а такой фантазер, — покачал головой глава «Целия» — вражда между ним и Скавром была старинной.

— Не будем сейчас ничего менять, раз есть надежда, что все может остаться, как было, — предложил консул. — Если желания не исполнятся, мы выплатим страховку. Итак, дело решено.

— Это — да, — согласился Элий. — Но стоит поговорить еще об одном, не менее неотложном. — Он заметил гримасу недовольства на лице Скавра и искреннее удивление во взгляде Руфина. Гладиатор опять" что-то предлагает? Опять хочет драться? Ну что ж, послушаем. Возможно, он скажет что-то забавное. — Мы должны создать префектуру по делам гениев, — заявил

Элий.

— Это еще зачем? — Кажется, он сумел обескуражить всех, не только Руфина, но и Макция Проба.

— Поговорим о гениях. Просто поговорим. Столько лет они управляли нами, опекали, руководили… И вдруг — они никто. Им не дают гражданства, их не принимают на работу. Их преследуют, их убивают с молчаливого согласия властей. Но я уверен — они объединятся и сумеют дать отпор. Гении пытались свергнуть богов и уничтожить наш мир. Кто знает, на что они еще способны? Если мы загоним их в угол, они попытаются уничтожить нас. Не будем этого делать. Им нужна работа и жилище. И применение своих неординарных способностей.

— И кто это тебе нашептал такое? — презрительно фыркнул Скавр. — Уж не тот ли гений, что служит у тебя фрументарием?

Элий подумал; хорошо бы сразиться со Скавром на арене. Боевым оружием.

— Надо постараться как можно быстрее и как можно менее болезненно включить их в нашу жизнь. Неужели вы не видите, что многие готовы к сотрудничеству. Им надо только, чтобы их признали равными.

— Ты слишком умничаешь, мой маленький сыночек. Умничать вредно, — хихикнул Руфин и погрозил Элию пальцем.

— Гении находятся под пристальным вниманием «Целия», — заверил префект.

— Согласен, надо создать префектуру, — неожиданно поддержал Элия Макций Проб. — Но в одном ты ошибаешься. Цезарь. Они не ищут равенства. Они всегда будут считать себя выше нас. Гении очень опасны.

— Значит, надо их выслать, — тут же предложил Скавр. — Вышлем всех в Новую Атлантиду. Пусть создают там свою колонию.

— Я выступлю с моим предложением в сенате. — Элий и сам понимал всю безнадежность затеянного. Но бывший гладиатор чувствовал опасность — будто дымом пожара несло по всей Империи. Огня пока не видно. Но пламя появится вот-вот.

— Мой маленький сыночек обожает сражаться… — хихикнул Руфин.

«Вчера днем какая-то хорошо одетая матрона бросилась в Тибр. Спасти несчастную не удалось. Тело до сих пор не найдено». "Рим охватила настоящая галеомахия[27]". «Совершено надругательство над памятником божественному Марку Аврелию Антонину на форуме. Человек, которого удалось задержать вигилам, облил памятник черной краской. Арестованный заявил, что на этот отвратительный поступок его подбил его собственный гений, протестующий против проекта переноса памятника с форума на прежнее место. За подобное преступление по закону 1852 года приговаривают к лишению гражданства». «Курия провоняла плесенью. Нам необходимо внести свежую струю в cttiam. И такую струю может внести Бенит Пизон. Гней Галликан». «Вчера вечером в Аквилею прибыл Элий Цезарь с супругой. Прибытие императора Руфина ожидается сегодня вечером».

«В легионе Спасения по-прежнему не хватает горячей пищи для всех желающих».

«Акта диурна», 7-й день до Ид октября (9 октября)

Аквилея. Этот город в низине, окутанный легкой дымкой, где в речном порту кружат чайки и корабли теснят друг друга в гавани, а здания причудливы и призрачны, как небо над городом. Старинные стены, выдержавшие когда-то осаду Максимина Фракийца, частью уже разрушились, частью срослись с новыми домами. В толще могучей кладки вырубили амбары, таверны, крошечные лавчонки. Каменная кладка обросла паутиной лестниц, галереями, башнями и навесами. Старина Аквилеи совсем иная, нежели старина Рима, здесь нет кричащей роскоши и неколебимой мощи. Но здесь есть тайна. Она разлита в самом воздухе, пропитанном туманами, в узких улочках с крошечными тротуарами, в неброских храмах, порой утративших яркость красок, с потрескавшимися колоннами. И знаменитое аквилейское стекло, выставленное на продажу в маленьких лавочках, изготовленное только вчера, несет в себе восхитительный дух старины.

В Аквилее собирается Большой Совет, огромный оранжевый купол нового здания Совета виден почти со всех точек города. Никуда не деться от старой истины, что лучшей властью является сочетание монархии, демократии и олигархии. Монархия — императорский дом, демократия — сенат, олигархия — Большой Совет. Хотя формально представителей в Большой Совет выбирают, доступ туда открыт очень узкому кругу лиц — обычно консулярам[28], очень редко — бывшим сенаторам. Членов Совета переизбирают раз в семь лет. Большинство занимают свою должность срок за сроком, пока какой-нибудь скандал или смерть не уберут сиятельного мужа из списка избранных. Это свой круг, в который не пускают посторонних.

Члены Совета обитают в старинных особняках, передвигаются по городу в старинных носилках и никогда в авто. Все они имеют прекрасное образование, их знания обширны, манеры безупречны, их речи могут соперничать с речами Цицерона, их интриги — произведения искусства. Для прочих они полубоги. Их никогда не отдают под суд. Если члена Большого Совета уличат в какой-нибудь гнусности, он покончит с собой. Это неписаный закон, который не нарушается сотни лет.

В Аквилею приезжают представители Британии и Африки, Пальмиры и Месопотамии, Сирии и Египта, чтобы решить спорные вопросы и раз за разом подтвердить свою преданность Содружеству. Аквилея всех мирит, успокаивает влажными туманами и напоминает о долге неуловимым запахом старины, который так похож на запах вечности.

Элий любил Аквилею, быть может потому, что когда-то выиграл здесь игры, и император Руфин возложил ему на голову венок победителя.

Новобрачные шли по узенькой Аквилейской улице. Что новобрачные, было видно сразу. Не по обручальным кольцам, а по тому, как шли они, пытаясь изобразить солидность, будто уже не один год друг подле друга, но сами никак не могли ступать ровно. Да и не мудрено: мужчина сильно хромал, а молодой жене хотелось скакать на одной ножке, что она и делала, поминутно забывая о своем солидном семейном положении. Мужчина закутался в белую тогу, будто собрался на выборы, а юная его супруга облачилась в легкое платье из голубого виссона, и вышитая золотом палла стекала с ее коротких волос на плечи. Она то и дело останавливалась и, приподнявшись на цыпочки, искала губы своего спутника. От поцелуев ему уклониться не удавалось. Так, пройдя шагов сто, они целовались раз десять. Прохожие старательно отводили глаза, хотя многие их узнавали. Новобрачные могли бы взять носилки и скрыться от людских глаз за плотными занавесками. Но юной женщине нравилось быть на людях вдвоем, и супруг ей не перечил.