– Да ведь это очень просто, мастер Генри. Коли я отвезу письмо этому старому зубру судье из Хай Уайткомба, вряд ли я привезу от него ответ, и уж, во всяком случае, мне не придется доставлять письма никому больше.

– Да почему? Что ты такое городишь, Гарт?

– Да, видите ли, я малость повздорил с господином судьей, было такое дело, так ежели он меня теперь увидит, он, пожалуй, это припомнит и упрячет меня под замок. Я ваши письма сперва свезу, всем другим, а ему – самому последнему. Но только, мастер Генри, я не ручаюсь, удастся ли мне привезти вам ответ.

– В таком случае, отставим его, – сказал Голтспер, отказавшись, по-видимому, от мысли связаться с уайткомбским судьей. – Ну, а к остальным ты можешь безопасно идти, не так ли?

Грегори кивнул.

– Так отправляйся сейчас же! Ах, я и забыл, – тебе ведь нужна лошадь!

– Нет, – хитро улыбаясь, ответил разбойник. – Лошадь у меня есть.

– Ах! Да! Та самая, которую ты...

Голтспер запнулся, не решаясь произнести слово, просившееся ему на язык.

– Ну да... – протянул разбойник. – Этот конь был на службе у короля, так почему бы ему теперь не послужить народу? Ведь я догадываюсь, мастер Генри, что это, наверно, и есть то поручение, с которым вы меня посылаете?

– Ты не ошибся! – с жаром подтвердил Голтспер.

– Я рад этому! – с воодушевлением воскликнул Гарт. – Пишите ваши письма, мастер Генри, и я доставлю их, кому бы они ни предназначались, будь это даже тюремщик из Ньюгейта!

Голтспер, довольный таким пламенным усердием своего бывшего слуги, с улыбкой сел за стол и принялся писать письма.

Не прошло и часа, как разбойник, преобразившись в почтальона, вскочил на лошадь, украденную им у королевского курьера, и поскакал по большой дороге, соединявшей Лондон с университетским городом.

Голтспер после его отъезда позвал к себе своего слугу-индейца.

– Ориоли, – спросил кавалер, – как ты думаешь, найдешь ты дорогу к хижине Дика Дэнси, лесника, который здесь часто бывает? Ты ведь, кажется, был в его вигваме?

Индеец знаком дал утвердительный ответ.

– Значит, ты знаешь дорогу? Месяц еще не зашел. Я думаю, тебе нетрудно будет разыскать его жилье, хотя настоящей тропинки туда нет.

Ориоли в ответ только презрительно скривил губы, словно говоря: «Неужели бледнолицый думает, что я, подобно людям его расы, такой глупец, что собьюсь с дороги в лесу?»

– Отлично, мой краснокожий друг! – продолжал кавалер шутливо. – Я вижу, ты найдешь дорогу к Дэнси. Но мне нужно, чтобы ты отправился еще дальше. В том же направлении, в полумиле от него, стоит другая хижина, где живет другой лесник. Ты его тоже видел здесь – такой молодой человек, белобрысый, со светлыми бровями.

Ориоли подтвердил, что он видел этого человека. Но в глазах индейца промелькнуло выражение, свидетельствовавшее о его неприязни к вышеописанной личности.

– Так вот, – продолжал кавалер, не подавая виду, что он заметил это выражение, – я хочу, чтобы Дэнси и этот белобрысый паренек – оба пришли ко мне как можно скорее. Ты сначала ступай к Дэнси, а если тебе самому трудно будет отыскать второго, Дэнси пойдет с тобой. Скажи им, чтобы они приготовились к двухдневному путешествию... Как жаль, что ты не можешь говорить, бедняжка! Но ничего: Дэнси поймет твои знаки.

Индеец то ли не слышал, то ли сделал вид, что не слышит это изъявление сочувствия; он бесшумно скользнул к двери и тотчас же исчез, словно призрак.

– В ночь на двадцатое... – задумчиво промолвил Генри Голтспер, снова подходя к столу с пером в руке. – Немного времени мне остается! Дик и его будущий зять тотчас же должны отправиться в путь. Не знаю, вполне ли можно доверять этому Уэлфорду, хотя старый охотник и доверяет ему. Мне всегда внушали подозрение белесые брови. Как-то раз я поймал в его серо-зеленых глазах выражение, которое мне не понравилось. И сегодня, когда я вступился за его нареченную, я заметил, что он глядит на меня не очень-то благодарным взглядом. Может быть, он приревновал, что его возлюбленная поднесла мне цветы? Ах, если бы он знал, как мало меня трогает это подношение в сравнении с тем, другим даром! Если бы он только знал, как я страдаю... может быть, он не смотрел бы на меня так угрюмо! В конце концов, он довольно грубый малый, совершенно недостойный этой дикой лесной птички, Бет Дэнси. У нее вид настоящей орлицы, и ее возлюбленный должен быть орлом, достойным ее. Может быть, я и мог бы дать повод к ревности этому грубияну, если бы его черноволосая красавица не терялась в сиянии ослепительных золотых лучей. Ах, Марион, Марион! В твоем присутствии – да и без тебя – все другие лица кажутся мне бесцветными. И красотки и дурнушки – для меня все они на одно лицо!.. Но надо же поторопиться, – спохватился он, отрываясь от своих мыслей. – Ведь я должен приготовить дюжину писем к приходу моих посланных, а я не такой уж бойкий писец. Хорошо, что это просто приглашения: достаточно каждому черкнуть одно слово.

Голтспер быстро придвинул стул к столу и занялся письмами.

Он писал, не отрываясь, до тех пор, пока на столе не выросла пачка в десять-двенадцать писем; он тут же запечатал их и надписал имена адресатов, которые все принадлежали к местному дворянству.

– Кажется, все, – пробормотал он, еще раз просматривая имена. – Вместе с теми, кого вызовет Гарт, это составит внушительный отряд верных приверженцев дела, ревнителей свободы Англии.

В то время как он предавался этим размышлениям, в комнате бесшумно, как тень, появился индеец.

Он жестами сообщил хозяину, что оба человека, за которыми его посылали, пришли вместе с ним и ждут на дворе.

– Веди их сюда, – приказал Голтспер, – по одному! Сначала Дэнси, а когда Дэнси выйдет, – другого.

Ориоли мгновенно исчез, и вскоре в прихожей послышались тяжелые шаги.

В дверь постучали. Голтспер крикнул: «Войдите!» – и на пороге появился лесоруб и браконьер Дик Дэнси.

Это был человек исполинского роста, с огромными руками и ногами, которые он, казалось, не знал, куда девать; одного взгляда на эти могучие кулаки было достаточно, чтобы убедиться, какой геркулесовой силой обладает этот великан.

По его лицу никак нельзя было сказать, что это дурной человек: у него был открытый, честный взгляд, что несколько противоречило установившейся за ним репутации браконьера. Возможно, в то время, как и в наши дни, подстрелить тайком дичь или заманить фазана в силки не считалось настоящей кражей; как бы то ни было, Дик Дэнси, известный своими подвигами по этой части, во всех иных отношениях считался порядочным человеком...

Во всяком случае, это был человек незаурядный как по своей внешности, так и по своим моральным качествам. Его мускулистое тело, громадная голова и пронзительные темно-карие глаза, зоркие, как у орла, придавали ему не только внушительный, но и грозный вид. Он всегда ходил в выцветшем плисовом камзоле, в грубых штанах, доходивших ему до половины икр, и в толстых шерстяных гетрах, обхватывающих его ноги поверх тяжелых башмаков из дубленой кожи. На голове он носил круглую шапку из пестрого собачьего меха, из-под которой во все стороны торчали его длинные волосы.