— Перестань говорить загадками! — Кир стукнул кулаком по дивану.

— А я только начал. Это же ваша прерогатива говорить загадками, не так ли? Моя задача заключается лишь в том, чтобы подчиняться. И вот сейчас я, тупой странник, начинаю кое о чем догадываться, складывая отдельные фрагменты в единую картину.

— Что еще за фрагменты?

— Ну… — Странник пожал плечами. — К примеру, то, как похожи наши жизни — моя жизнь и твоя. Вернее, не так. Моя судьба и судьба твоего неродившегося ребенка. Твоя судьба и судьба моего отца. Правильный ход мыслей, а? Плоть легионера, ребенок, отец-хирург. Красивая цепочка!

— О чем ты говоришь? — Кир нервно сглотнул и вжался в угол дивана, словно хотел убежать отсюда как можно скорее, но не мог.

— Я догадываюсь, зачем ты подсел на наркотики, Кир. Я бы, наверное, поступил точно так же. Ты хочешь притупить чувство стыда и брезгливости к самому себе, потому что твой будущий ребенок нужен для того, чтобы стать носителем. Не только передатчика, но и плоти легионера, которую тебе доставил я собственной персоной. Ты уже успел вытащить нужное количество, пока я спал?

— Я… — Хирург беззвучно глотнул воздух широко открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег.

— Одного не пойму. Если ты так мучаешься, медленно убивая себя наркотой, то почему ты им подчиняешься? Что они тебе там наобещали такого, ради чего ты вскроешь голову собственному ребенку и поселишь в него ма-аленький кусочек плоти легионера? Ну не улавливаю я этот момент, извини.

— И не уловишь, — тихо сказал хирург. — Пока я не скажу.

— Так я готов выслушать. — Густав широко развел руками, а затем скрестил их на груди и наклонил голову, сосредоточенно глядя на хирурга.

Тот в очередной раз тяжело вздохнул и отвел взгляд в сторону, едва заметно шевеля губами. Слова давались ему с трудом.

— Когда я рассказывал тебе о плане, в котором ты имеешь место быть, я кое-что недоговорил. На самом деле для МКГ ты потерянный элемент, без каких-либо вариантов возврата обратно. Производственный брак, и ты не вернешься в «Гелиос» ни по собственной воле, ни по воле передатчика, которого внутри тебя, по сути, уже и нет.

— Но во мне есть Легион, так? — спросил Густав.

— Да, — еле слышно прошептал хирург. — И это очень важно. Нам необходимо как можно более плотно изучать Легион, изо дня в день, каждую секунду. Все люди, оставшиеся в живых и имеющие отношение к науке, сейчас только и делают, что работают на этих тварей. В переносном смысле, конечно же. Работают в том плане, что исследуют их самих, последствия и причины их присутствия, исследуют аорты, чистильщиков, мутантов и прочее. Смешно, но «Гелиос» в меньшей мере интересуют странники, цвет нашей новой гребаной нации, ученых больше интересуют муты. Странно, но это факт.

— То есть им плевать на тех, кто остался на Земле?

— Не совсем. С научной и практической точек зрения какой прок от социального устройства нынешнего общества? Когда мы говорим это слово, то помещаем его в огромные жирные кавычки. — Кир показал «заячьи ушки» — по два согнутых пальца на каждой руке. — Все вы, и ты в их числе, лишь выжившие. Приспособленцы. Сорняки с более или менее красивыми соцветиями. Да, у вас появилась какая-то своя культура, система знаков, денег и ценностей. Но это никак не влияет на положение дел. Легион как был, так и остался.

— Мы можем с ним бороться, — сказал странник.

— И как? С помощью пистолетов, ружей и грозных выкриков? Еще раз повторю — это дело науки. Пускай даже военной науки, но никак не дилетантов.

— Так ты ради науки хочешь резать своего ребенка?

— Уже… — Кир задумался. — Не особенно хочу. Ты думаешь, я сейчас разговорчивый из-за таблеток? Нет. Просто это слишком долго сидит во мне. Когда все было в теории, я дал согласие. Да, я согласился! А потом пришел ты. — Хирург гневно уставился на странника, будто ожидая, что тот сейчас начнет его в чем-то обвинять.

Но Густав промолчал, внимательно слушая Кирилла.

— Мне сказали, что если я буду отцом так называемого черного носителя, — Кир нахмурился, — то для МКГ мы будем на особом положении. Все, что есть на данный момент в этом доме, и мои лаборатории — лишь малая доля того, что они могут нам предложить. Когда сын, а я уверен, что у нас родится мальчик, начнет подрастать, то появятся охрана и люди, умные люди, работающие только на нас.

— Ты хочешь комфорта и уюта за счет ребенка? — с нескрываемым отвращением спросил Густав.

— Нет! Я хочу этого для них! Для жены и сына! — В глазах хирурга выступили слезы.

— А без установки передатчика никак?

— Что нас ждет без передатчика? Еще шестнадцать лет абсолютно такой же жизни. Я буду отлучаться на работу, Ира с ребенком — оставаться дома. И, возможно, в один далеко не прекрасный день что-то со мной случится хреновое. И что тогда? Да, вдвоем жить замечательно — ни тебе измен, ни тебе искушений. Но трое — уже другой расклад. Сын, мать и отец.

— И наука, — сказал странник.

— Да, и чертова наука! — Хирург еле сдерживал себя, чтобы не закричать. — Мой сын, и я вместе с ним, сможет изучать Легион. Он научится погружаться в аорту. Он будет понимать этих существ лучше, чем мы, при этом оставаясь человеком. Опыт с тобой доказал, что такое возможно и безопасно.

— Опыт? — Густав невесело усмехнулся. — А о его чувствах ты подумал?

— Что ты хочешь сказать?! Знаешь, я бы с удовольствием сделал тебе пальпацию мозга.

— Чего-чего? — переспросил сбитый с толку странник.

— Это шутка такая, похожая на правду. Медицинская шутка. — Кир неопределенно пошевелил пальцами. — Означает она то, что я с радостью нанес бы тебе несколько ударов в голову, при этом весело смеясь, но не буду. В общем, неважно, не обращай внимания.

— Я тебя бешу?

— Очень. — Кир плотно сжал губы.

— Тем, что хочу выяснить правду? Или тем, что говорю о твоем будущем ребенке?

— Тем, что с каждой минутой я все больше и больше хочу разорвать контракт с МКГ на черного носителя!

— Правда?

— Да. Послушай. — Хирург нервно вытер рот дрожащей рукой. — Если вскроется вся правда, то у меня вмиг не останется семьи. Она перестанет меня любить, такое не прощают.

— Согласен.

— Но как ей объяснить, что я все продумал заранее и что, как бы абсурдно ни казалось все со стороны, это сделает нашу жизнь лучше?

— Никак, потому что ты обманываешь самого себя, а не ее, — сказал странник. — Ты у себя в голове нарисовал идеальную картину. Сын-ученый, папа-ученый, мама-хозяйка. Идеальная семья. Да еще, плюс ко всему, вас уважают и ценят, а твой отпрыск — необычный человек. Человек, который может изменить ход истории. Гений! А может, он сделает это сообща с другими гениями? Скажи, что мешает МКГ надергать по миру определенное количество детей и провести на них пресловутую операцию?