руки и уехала с мужем в Германию. Анна была несказанно счастлива, несколько раз в год ездила к дочери и зятю, а вопрос об эмиграции потерял первоначальную остроту…

Евгений Германович спохватился и взглянул на Ларису Борисовну. Она вполголоса разговаривала с Тихоном и Марусей, объясняя им наверняка что-то очень интересное, потому что коты глядели на нее, как завороженные. Но, возможно, им просто нравилось, что она им за ушами почесывала, а слушали они так, из вежливости.

— Ваш хозяин — умница. У него все отлично получается. И вот это он будет играть к Новому году, я вам обещаю…

— Что я буду играть к Новому году? — заинтересовался Моцарт, так же округлив глаза и вытянув шею (он был бы не против если б и его Лариса Борисовна погладила, но попросить стеснялся, он не кот, все же…а жаль).

— «Тихо падает снег». Послушайте, какая красивая мелодия. И совсем не сложная.

Ее пальцы вспорхнули над клавиатурой, и зазвучала мелодия, нежная и грустная, с хрустальными высокими нотками-льдинками и мягкими тающими аккордами, звучавшими немного, как показалось Моцарту, в диссонанс.

— Я так не смогу… — печально подвел итог Евгений Германович. — Двумя руками и обе играют разное — нет.

— Я вам обещаю, — улыбнулась Лариса Борисовна.

Она все время улыбалась, но как-то легко, мимолетно, часто одними глазами. Моцарт подумал, что она сама похожа на эту мелодию — тихую, нежную и какую-то безнадежную, что ли. Она была как Снегурочка, которой обязательно полагается растаять. Он испугался этой своей мысли. Как так — растаять? А он как же? И почему он до сих пор не расспросил ее ни о чем? Почему, улыбаясь, она никогда не смеется? Ее улыбка бывает нежной, виноватой, ободряющей, печальной, вежливой, но почти никогда — просто радостной. Как она живет, что ее беспокоит, не нужна ли ей помощь? Она сама не попросит, не захочет его обременять своими проблемами.

Ей живется непросто, это наверняка. Бэлла Марковна рассказала ему, что «Ларочка» не замужем, и никогда не была, а все потому, что она — очень поздний и долгожданный ребенок у своих родителей. Когда умерла ее мать, она отказалась от личной жизни и осталась с отцом, который не пережил бы ухода еще и дочери, во всяком случае, ей так казалось. И вот ему уже почти девяносто лет, а она одинока. И всю свою душу вкладывает в учеников. А еще часто ходит в церковь.

— Жаль ее, такая хорошая девочка, — вздохнула теща. И добавила, — ты бы ее в театр пригласил, что ли. Сидите дома, как два филина. Вот я ваши годы…

— Лариса Борисовна, а пойдемте в театр! — выпалил Моцарт и, увидев изумленное лицо Ларисы Борисовны, сбавил обороты, — ну… или в кино. Или куда хотите. Я даже в филармонию согласен, честное слово! А то сидим, как… как два филина.

— В кино? Сто лет в кино не была, пойдемте! — на пороге гостиной стояла Надежда Петровна, уперев руки в дверной косяк, точь-в-точь как незабвенная Маргарита Павловна из «Покровских ворот». Ее поза означала, что Моцарт — это только ее крест, поэтому без ее санкции в кино никто не пойдет и вообще из комнаты не выйдет.

Евгений Германович растерялся, как школьник, застигнутый за умышленной порчей школьного имущества. Он совсем забыл, что соседка взяла за правило всегда присутствовать на их занятиях. Сперва она сидела в гостиной и внимательно наблюдала за уроком. Но потом убедилась, что все происходит в рамках приличий, а ее от музыкальных упражнений клонит в сон, и передислоцировалась на кухню. Там она накрывала на стол, но, увы, Лариса Борисовна неизменно отказывалась от совместных чаепитий, ссылаясь на занятость. Моцарт подозревал, что ее смущает присутствие Надежды и подозрительные взгляды исподлобья, но никак не мог придумать способ решения этой ситуации. Не выгонять же Надежду, в конце концов. В итоге Лариса Борисовна уходила, и они пили чай вдвоем, к большой радости Надежды Петровны.

— Я тоже давно не была в кино. Со студенчества, наверное, — согласилась Лариса Борисовна. — Спасибо, но — не смогу. Папа болеет в последнее время, я даже от уроков стала отказываться.

— Не отказывайтесь от меня, пожалуйста! — перепугался Моцарт. — И скажите, чем вам можно помочь?

— Конечно! Мы обязательно вам поможем! — подхватила обрадованная Надежда. — Я вот пирожков вам тогда горяченьких, с собой! Возьмите-возьмите! Папе вашему понравится. Вам же некогда.

— Что вы, я справляюсь. Спасибо. За пирожки спасибо, я вообще не умею печь, а папа их любит, — удивительно, но Лариса Борисовна опять улыбалась, как бы говоря: извините, что говорю с вами о своих проблемах. Но улыбка была виноватой и уголки губ дрожали.

Моцарт почувствовал острое желание схватить Надежу Петровну в охапку, вытолкать из квартиры (д что ж такое, в конце концов, вечно она тут, как будто своей жилплощади у нее нет!) — и поговорить с Ларисой Борисовной спокойно и откровенно, узнать, как он может ей пригодиться, а уж он любое поручение будет счастлив выполнить… Но Надежда, как хозяйка, уже провожала гостью в прихожую, и Моцарт, с ненавистью глядя ей в спину, пообещал себе непременно что-то придумать, чтобы избавиться от надоедливой опеки. Он взрослый человек, в конце концов! Он самостоятельный мужчина, от которого, черт побери, ушла жена и который волен проводить время так, как ему захочется и чай пить с кем заблагорассудится!

— Же-ень, ты его злой такой? — проворковала Надежа, запирая дверь. — Пошли, пирожки стынут. С капустой, как ты любишь.

— Вот что делать-то? — взвыл (про себя) Евгений Германович. — И именно с капустой, как я люблю! Ну куда, куда я ее дену?

— Привыкла уж я к вашим урокам, и что потом мы чай с тобой пьем. Пирожки специально пеку. Могу и чаще, да у тебя изжога будет, от печеного-то. Пошли-пошли, чего встал?

— Привычка свыше нам дана, — Моцарт с силой выдохнул, гася раздражение. — Замена счастию она.

— Кто она? — обернулась Надежда. — Борисовна, что ли?

— Привычка, — вздохнул Моцарт, идя за Надеждой на кухню, откуда плыл уютный запах горячей выпечки. — Я к твоим пирогам тоже привык. Очень они у тебя вкусные.

А через неделю Моцарту повезло. Брат Надежды, якобы непьющий-некурящий-неженатый и обещанный медсестре в качестве гонорара за пиар-кампанию по продвижению Надежды Петровны, вдруг ни с того, ни с сего решил поступиться принципами. Разумеется, не всеми разом, а только статусом холостяка. Надежда Петровна получила приглашение на свадьбу. Она долго охала, сокрушалась по поводу того, что теперь невестка «все к рукам приберет», выбирала в подарок электрический чайник, попыталась увлечь в поездку