— Давай перекусим, это немного поднимет нам настроение, — сказал Том, кивая на вывеску. Ресторан был большой, видимо, средней руки, но чистый, на некоторых длинных столах были даже постелены белые скатерти. Том надеялся, что если у них не хватит обмененных денег, то официант с удовольствием возьмет дойчмарки. Они уселись, и Фрэнк незаметно стал наблюдать за посетителями — одиноким человеком в очках и черном костюме и двумя пухленькими девушками за соседним столиком, болтавшими не закрывая рта.

Он рассматривал их так, словно это были редкие особи в зоопарке. Еще бы: Фрэнк видел в них чуть ли не русских — людей, зараженных бациллой коммунизма.

— Они тут не все коммунисты, — негромко сказал Том. — Они просто немцы.

— Я это понимаю, просто не могу себе представить, как это люди не могут уехать и жить, где им хочется, в Западной Германии например.

— Но это так. — Приветливая блондинка-официантка принесла их заказ. Том подождал, пока она отойдет, и продолжал: — Русские утверждают, что построили стену для того, чтобы защитить немцев от капитализма. Такова, во всяком случае, официальная версия.

После ланча они забрались на знаменитую башню — гордость берлинцев — посреди Александер-плац. Там они выпили кофе и полюбовались видом города. У обоих возникло желание поскорее уехать. Их электричка с грохотом неслась к Тиргартену, и, несмотря на Стену, им теперь казалось, что они вырвались на простор. Фрэнк ссыпал на ладонь оставшиеся восточногерманские пфенниги.

— Я, пожалуй, сохраню их как сувенир или, может, парочку монет Терезе пошлю.

— Только не из Берлина, пожалуйста. Лучше держи при себе, пока не вернешься домой.

После недавнего визита в Восточный сектор смотреть на спокойно прогуливавшихся львов, на тигров, нежившихся возле водоема и нахально позевывавших прямо в лицо посетителям, было особенно приятно, несмотря на то что просторные вольеры все же были ограждены решетками. Когда они проходили мимо, лебедь-кликун вытянул шею и приветствовал их трубными звуками. У аквариума Фрэнк обратил внимание на рыбку под названием «телескоп».

— Невероятно! — воскликнул Фрэнк. Губы его полуоткрылись, и он вдруг стал похож на ребенка. — Смотрите, какие у нее ресницы!

Том рассмеялся. Рыбка была ярко-синяя, всего шести дюймов в длину. Она двигалась величественно, так сказать, на средней скорости, ее круглый ротик то открывался, то закрывался, как будто она что-то говорила. Большие, навыкате глаза были обрамлены чем-то, напоминавшим длинные загнутые ресницы. «Одно из маленьких чудес, на которые так щедра природа», — подумал Том. Он запомнил эту рыбку по прошлому посещению, и ему было приятно, что, так же как и ему самому, она понравилась Фрэнку больше, чем та, что носила имя «Пикассо». Примерно таких же размеров, что и рыбка-телескоп, она была ярко-желтого цвета с черным зигзагообразным рисунком, напоминавшим картины Пикассо в период его увлечения кубизмом.

Через всю голову у нее шел голубой ободок, от которого тянулись отростки, напоминавшие антенны. Все это, вместе взятое, придавало ей весьма экзотичный вид, но не шло ни в какое сравнение с загнутыми ресницами рыбки-телескопа Том неохотно оторвался от созерцания подводного мира. По сравнению с этими грациозными созданиями он сам себе показался неуклюжим чурбаном.

Они перешли в крытый ангар, где в подогретой воде резервуара обитали крокодилы. Смотря на них с перекинутого через резервуар мостика, Том заметил, что тела некоторых из них носили следы укусов своих сородичей. Правда, в тот момент они все находились в состоянии полудремы. Казалось, что крокодильи морды кровожадно усмехаются.

— Может, хватит? — спросил Том. — Я бы уже не прочь двинуть к станции.

Они вышли из павильона с земноводными и пешком направились к вокзалу.

— Послушай, Фрэнк, — твердо сказал Том, — через день тебе придется принять решение. Возвращайся-ка ты домой, а?

Тому хотелось покинуть станцию как можно быстрее: здесь всегда ошивалось столько подозрительных людей — проститутки, педерасты, сутенеры, скупщики краденого, наркоманы... Тут могло произойти все что угодно.

— Пожалуй, поеду в Рим, — нерешительно проговорил Фрэнк.

— Не надо в Рим, туда ты еще успеешь. Ты ведь там бывал?

— Два раза, да и то в детстве.

— Поезжай домой, наладь отношения с родными, объяснись с Терезой. В Рим до холодов ты еще успеешь. Сегодня всего лишь двадцать шестое августа.

Не прошло и получаса после того, как, вернувшись, они разошлись по комнатам, у Тома зазвонил телефон; он услышал голос Фрэнка:

— Я заказал билет до Нью-Йорка на понедельник. Рейс в одиннадцать сорок, на самолете «Эр Франс» долечу до Дюссельдорфа, оттуда «Люфтганзой» в Нью-Йорк.

— Вот и прекрасно, Бен! — с чувством воскликнул Том.

— Придется одолжить у вас еще немного денег. На билет у меня хватает, но больше почти ничего не останется.

— Конечно, я тебе одолжу, — успокоил его Том, хотя при этом испытал некоторое удивление: пять тысяч франков, которые он уже дал Фрэнку, составляли в долларах немало — целую тысячу. Зачем Фрэнку еще какие-то деньги, если он решился ехать прямо в Штаты? Или он настолько привык иметь при себе большие суммы, что без таковых чувствовал себя неуютно? А может, деньги, полученные от Тома, были важны для Фрэнка, потому что служили подтверждением привязанности к нему Тома?

Вечером они отправились в кино, но не дождались конца фильма и вышли. Поскольку было уже около полуночи, а поужинать они не успели, то направились в пивной зал всего в двух шагах от кинотеатра На длинных столах возле бочонков стояло штук восемь наполненных до половины кружек. У немцев принято наполнять пивную кружку в несколько приемов, и такой метод Том одобрял. Они с Фрэнком взяли себе еду у стойки, где кроме домашних супов подавались ростбифы, ветчина, бараньи отбивные, капуста, жареный и вареный картофель, а также сортов двенадцать хлеба, а затем нашли свободный столик.

— Вы правы насчет Терезы, — начал Фрэнк. — Я должен с ней объясниться. — Он нервно сглотнул, забыв о еде. — Нужно знать, нравлюсь я ей или нет. А тут еще мой возраст... Подумать только — мне еще целых пять лет учиться в колледже!

Том понял, что причина возмущения Фрэнка системой образования была все та же — Тереза.

— Она не такая, как другие девушки, — продолжал Фрэнк. — Даже не знаю, как это объяснить на словах. Она не дурочка, и она очень уверена в себе. Иногда это меня даже пугает, потому что мне-то, пожалуй, как раз такой уверенности недостает. Может, когда-нибудь вы с ней познакомитесь. Я бы очень этого хотел.

— И я тоже, — отозвался Том. — Ешь, пока не остыло.

Том понимал, что, скорее всего, никогда не увидит эту его Терезу, но мальчику так этого хотелось...

А что еще, кроме надежды, пусть самой несбыточной, требуется человеку, чтобы идти по жизни?

Человеческое эго, его мораль, его душевные силы — все то, что принято туманно называть «будущим», — разве все это не зависит в конечном счете от кого-то другого? Очень немногие могут добиться всего в одиночку. Том подумал о себе. Он на минуту попытался представить свою жизнь в Бель-Омбр без Элоизы: никого, кроме мадам Аннет, никого, с кем можно поболтать, никого, кто будет включать музыку, неожиданно перескакивая с клавесинного концерта на рок. Несмотря на то, что Том тщательно скрывал от Элоизы большую и, в случае если ее обнаружат, чреватую серьезными неприятностями часть своей деятельности, жена стала неотъемлемой частицей его самого. Они не часто занимались любовью, далеко не каждый раз, когда Том проводил с ней ночь, но когда это бывало, то Элоиза умела быть и нежной, и страстной. То, что это случалось довольно редко, видимо, ее нисколько не раздражало. Для женщины ее возраста — ей было всего двадцать семь (или уже двадцать восемь?) — это было довольно необычно, но его самого вполне устраивало. Том не смог бы терпеть возле себя женщину, сексуальные аппетиты которой требовалось удовлетворять несколько раз в неделю, такое, скорее всего, отбило бы у него всякую охоту заниматься любовью, причем, возможно, навсегда...