– Какой предложенье?

– Ты знаешь детскую игру в ножницы, камень и бумагу? The scissors, the stone, the paper…

– Oh yeah, – закивала Лиззи.

Это была старая как мир игра. Ножницы режут бумагу, но бессильны перед камнем. Зато камень можно завернуть в бумагу и выбросить. Его символизирует кулак, два растопыренных пальца – это ножницы, а раскрытая ладонь – бумага. Два игрока одновременно выбрасывают загаданный предмет. Проигрывает тот, кто выставил, например, «ножницы» против «камня» или же «камень» против «бумаги». Тут главное предугадать ход противника и умело блефовать в свою очередь.

– Давай сыграем, – предложил Бондарь, в улыбке которого сквозило что-то мальчишеское. – Победитель вправе потребовать от проигравшего выполнения любого желания.

– Льюбого? Any?

– Угу. Эни.

– Значьит, я могу рассчитывать на ланч? – оживилась Лиззи.

– Это уж как кому повезет, – подзадорил ее Бондарь.

– Сегоднья мне везьет. И вчьера везьет тоже. Это потому, что мы встретьились, я думать так, – со значением произнесла американка.

– Тогда приступим? – оборвал ее Бондарь, которому было не до лирических отступлений. Даже теперь, вымотанный бессонной ночью и утренними забавами, он постоянно помнил о существовании Тамары Галишвили.

Лиззи, не подозревавшая о том, что вовсе не ее персона занимает мысли Бондаря, кокетливо прищурилась:

– Но я не знаю, какой будет твой желание! – воскликнула она тоном маленькой девочки, которую заманивают в темную комнату – заманивают далеко не в первый раз и отнюдь небезуспешно.

– В этом-то и заключается самое интересное, – заверил ее Бондарь.

– Ты опасен провокэтор, – проговорила Лиззи, разглядывая его так, как если бы перед ней находился змей-искуситель.

– Если боишься, я не настаиваю. – Фраза сопровождалась равнодушным пожатием плечами. – Но в этом случае ты никогда не узнаешь, каким было мое желание.

– Играем!

Заинтригованная Лиззи тряхнула влажными волосами, выражая готовность сразиться. Ее осунувшееся лицо похорошело от азарта. Бондарь выставил перед собой кулак и произнес с шутливой воинственностью:

– Давай. Три игры по три кона, идет?

– Идет, – решительно сказала Лиззи.

– Начали?

– Начали!

Их взгляды скрестились.

– На счет «три», – хрипло предупредила Лиззи, едва не касаясь кулачком костяшек пальцев Бондаря.

– Считай, – разрешил он, ничем не выдавая своего волнения. Это была игра, но не такая уж невинная, как могло бы показаться со стороны. Бондарь не имел права потерпеть поражение. Ему не терпелось наведаться во владения Гванидзе, а для этого нужна была безусловная победа.

– Одьин… – Лиззи слегка приподняла руку, впившись в глаза Бондаря, словно там можно было прочитать заготовленный ход. – Два… – В комнате повисла мертвая тишина. – Три!

Бондарь, доверившийся наитию, показал открытую ладонь. Кулачок Лиззи так и остался крепко сжатым – она выбрала камень.

– You're win! – объявила она. – Ты победил. – В ее голосе не было особого огорчения.

Ритуал повторился. Лиззи вновь выбросила «камень». Разведенные пальцы Бондаря означали воображаемые ножницы, затупившиеся о такой же воображаемый камень.

– Один-один, – провозгласил он, окидывая взглядом сидящую перед ним американку. Заметив это, она инстинктивно втянула живот и поправила скомканное одеяло, прикрывающее основание ее скрещенных ног.

– Одьин-одьин, – откликнулась она нетерпеливым эхом.

– Так, – глубокомысленно произнес Бондарь, – кажется, я понял твою тактику.

– Да?

– Да. Ты сделала ставку на камень и рассчитываешь на теорию вероятности. Но я тебя перехитрю. Моим козырем будет бумага.

Недоверчиво усмехнувшись, Лиззи сосчитала до трех. На этот раз интуиция ее подвела. Предположив, что противник блефует, она действительно показала кулак, который был накрыт горячей ладонью Бондаря.

– Твой камень завернут в бумагу и выброшен, – сказал он, демонстрируя сказанное небрежным жестом.

– Хьитрый! – признала Лиззи. – Но я тожье умею быть хьитрой.

– Тогда поехали дальше.

– Поехали, йес.

Состязание продолжилось. Варианты мелькали, как картинки на табло игрального автомата. Во второй партии соперники часто выбирали одинаковые фигуры, приходилось переигрывать. В итоге победила американка, поскольку Бондарь перемудрил, пытаясь проникнуть в ее психологию. Но в решающей финальной партии он сменил тактику, доверившись исключительно шестому чувству, и это сработало. Он затупил «ножницы» Лиззи своим «камнем», разрезал ими же ее «бумагу», а потом, насмешливо улыбаясь, завернул в «бумагу» ее «камень» и выбросил его через плечо. Это была полная победа, о чем не преминул сообщить.

Притворяясь уязвленной, Лиззи опустила глаза и хмыкнула:

– У тебя отличный интуишн. Тут есть какой-то секрьет, да?

– Конечно, – подтвердил Бондарь. – Большой-большой секрет.

На самом деле все было предельно просто. Американка стремилась не столько выиграть, сколько проиграть. Ей хотелось кушать, но еще сильнее хотелось узнать, каково же будет желание сидящего напротив мужчины. Сама-то она была прежде всего женщиной, а потом уж американкой, законопослушной налогоплательщицей, феминисткой, патриоткой и стажером Центрального разведывательного управления США.

И вопрос, который вырвался у нее после недолгой паузы, тоже был типично женским:

– Что ты будешь со мной дьелать, Женя?

Во взгляде, устремленном на Бондаря, без труда угадывалось продолжение: «Делай что хочешь, и поскорее, потому что я изнываю от нетерпения».

Он улыбнулся. Лиззи машинально тронула языком пересохшие губы. Они казались слегка воспаленными, как и ее бордовые от прилива крови соски.

– Что? – повторила она.

– Как я уже говорил ранее, – начал Бондарь, – я не джентльмен…

– Well? – напряглась Лиззи.

– Но в данном случае попытаюсь быть галантным.

– Это необьязательно, нет.

– Сначала я исполню твое желание, – как ни в чем не бывало продолжал Бондарь, – а потом уж займемся моим. Короче, приглашаю тебя в ресторан, а за обедом обсудим наши дальнейшие действия.

– Наши, – повторила Лиззи, прислушиваясь к значению слова, которое ей, по всей видимости, нравилось.

– На сборы пятнадцать минут.

С этими словами Бондарь встал и принялся одеваться. Американка, последовавшая его примеру, выглядела несколько заторможенной. Похоже, она предпочла бы потратить на сборы около часа, чтобы иметь возможность провести половину отведенного времени в постели.