Вера Александровна (словно сама себе). Значит, теперь вы будете жить вместе, и… Она вернется!

Максим (легкомысленно). Посмотрим… Еще ничего не ясно.

Вера Александровна (отчаянно). Все ясно. Я так и знала! Я знала, что этим все закончится…

Вера Александровна, не глядя ни на кого, выходит из гостиной. Она словно постарела сразу на двадцать лет. Гланька приходит в себя первая.

Гланька. Эй вы, сыновья и братья! Она на себя руки не наложит?

Виктор и Максим тяжело смотрят друг на друга.

Виктор (задыхаясь). Идиот! Ты же ее убил просто! Другого дня не нашел? Она и так еле ходит! Она же Светку твою не переносит. Они не могут жить вместе!

Максим (язвительно). А твою жену она переносит! С ней она жить вместе может? Может? Тогда давай поменяемся. Вы будете жить с матерью, а я отдельно…

Гланька (наклоняясь к Неволину). Это был контрольный выстрел.

Виктор бессильно молчит. Максим, чувствуя, что возразить ему нечего, бросается в атаку.

Максим. Устраивает? Ну, давай меняться! Я тебе давно предлагаю. Она, между прочим, и твоя мать… Так что давай – решай. Ты же теперь у нас глава семьи. Прямо вождь и учитель. Давай, вперед!

Виктор тяжело дышит, но сказать ничего не может.

Максим (которого заносит). Что, испугался? Страшно? Страшно с собственной матерью под одной крышей жить?

Кажется, сейчас братья бросятся друг на друга. Неволин встает между ними, отталкивает Максима, пытаясь их успокоить, вдруг орёт.

Неволин. Слушай, кончай… Нашел время.

Гланька (смеясь). Ничего себе семейка! Сдохнуть можно! Неволин, ты смотри, далеко не уходи, а то они тут изуродуют друг друга. Тут кровопролитием пахнет! Мне с ними без тебя не справиться…

Виктор встает и, ни на кого не глядя, уходит.

Максим (походив по комнате, вдруг бросает). Ладно, пойду мать успокою…

Максим уходит.

Неволин и Гланька остаются вдвоем. Гланька валится с ногами на диван и испытующе глядит на Неволина.

Гланька. Ну, как впечатления? Это тебе не Германия. Не айн, цвай, драй…

Неволин (несколько обескураженно). Слушай, а что тут у вас происходит? Я, конечно, разное тут видал, но…

Гланька (небрежно). А-а… Распад империи. Вернее, падение дома Иконниковых, акт последний… После смерти деда этот дом оставался единственным, что нас соединяло… А теперь – кранты… Скоро и видеться перестанем… Деда, который был главой рода, нет. Бабуля – потерявшийся во времени человек, который всем теперь только в тягость. Вот увидишь, кончится тем, что они, ее любимые сыновья, сдадут ее в дом престарелых. А она это предчувствует и страшно боится…

Неволин (перебивая). Ладно, не клевещи. Они никогда на такое не пойдут. Я их все-таки знаю…

Гланька. Ха! Сдадут-сдадут… Сыновья-то сыновья, да полные неудачники. Папаша мой – свихнулся на ненависти к советской власти. Коммуняки, как выясняется, всю жизнь его погубили, вот он до сих пор только об этом и думает… Других забот у него нет. А Максим, дяденька мой родимый… Ну, ты его сам знаешь. Как был законченным раздолбаем в шестнадцать мальчишеских лет, так им и навсегда остался…

Неволин. А ты?

Гланька (делая вид, что задумалась, хотя ясно, что ответ у нее давно готов). А я… Я… Отрезанный ломоть. Но ломоть очень даже ничего себе… Вот сижу и жду своего тевтонского рыцаря, который вернется из дальних стран и заберет меня с собой…

Неволин (тоже делая вид, что намек не понял). Так отец твой живет теперь с новой женой…

Гланька. Живет. С новой женой, которая постарше меня, но не так чтобы очень…

Неволин. А мать?

Гланька. А мать моя родная оказалась на Украине, в Киеве, и ни с ним, ни со мной видеться особо не желает… Говорю тебе – распад. Куда ни ткни – тлен… Ладно, ну их, надоели! Ты лучше про себя расскажи. Что ты теперь делать будешь? Ты же теперь у нас свободный человек – богатый вдовец.

Неволин (неохотно). Вдовец… Дурацкое слово…

Гланька. Так она, твоя жена, все-таки пьяная была, когда разбилась на машине?

Неволин. Да какая теперь разница? Не все ли равно…

Гланька. И все-таки?

Неволин. Ну, пьяная…

Гланька. И не одна…

Неволин. И не одна. Все – допрос закончен?..

Гланька. Нет. Я только начала.

Неволин (усмехаясь). Слушай, ребенок с коленками в зеленке, а тебе это надо?

Гланька. Надо.

Неволин. Ну-ну… Кстати, почему ты решила, что я теперь богатый? Откуда такие сведения? Максим, что ли, надоумил?

Гланька (спокойно). Я и сама знаю. Ты теперь единственный владелец квартиры на Фрунзенской набережной… А это сумма!

Неволин. А почему ты решила, что я буду ее продавать?

Гланька. Ну, сдавать можно, тоже вариант… Жить-то ты будешь в Германии. И возьмешь меня туда с собой… (Вдруг жалостливо и дурашливо затягивает песню.) «Миленький ты мой, возьми меня с собой… Там, в краю далеком, буду тебе женой…»

Они смотрят друг на друга. Неволин несколько растерян её откровенностью. Гланька смотрит на него спокойно, без всякого стеснения.

Хлопает входная дверь и входит в накинутом на голову платке Клава – местная сторожиха лет пятидесяти с русыми волосами, правильными чертами лица, страдальческим взглядом.

Клава (стоя в дверях). Здравствуйте, кого не видела… Погоди, это ты, что ли, Неволин?

Неволин. Я, Клава, я.

Клава. Сколько же лет я тебя не видела?

Неволин. Много.

Клава. А ты ничего, почти не изменился… Максима-то, твоего дружка, вон как разнесло – чистый боров. А чего ему – жрет да пьет, да горя никакого не знает. Ему хоть кол на голове теши – все одно. А ты, видать, переживаешь, душа у тебя есть…

Гланька (насмешливо). Хорошенький такой, да, Клава? Прямо хоть в мужья бери…

Клава (качая головой). А ты уже присосалась, бесстыжая!

Гланька (смеясь). Ничего себе рекомендация! Неволин, ты ее не слушай, я не такая.

Клава (непримиримо). А то мы тебя не знаем! Сызмальства такая была.

Гланька (уже начиная злить ся). Значит, жизнь так научила.

Клава (спокойно). Жизнь, она всех учит, только каждый от нее свое берет… А в тебе добра отродясь не было… Мне Вера Александровна нужна, поговорить надо… Где она?

Гланька (отмахиваясь). На кухне, кажется…

Клава идет на кухню.

Неволин (что-то вспомнив). Знаешь, как ее тут звали? «Глас народа»! Потому что «правду-матку» резала в глаза кому угодно.

Гланька (без интереса). Да знаю я!.. Вот только еще если бы она знала, где правда, а где матка…

Неволин (думая о своем). И все-таки она никого тут не боялась…

Гланька (потягиваясь). Давно это было. Времена теперь совсем другие, ее уже никто не боится. Режь свою «матку» сколько угодно, никто даже не обернется…

В кухне среди беспорядка сидит в одиночестве Вера Александровна. Сидит, как чужая. Заметив вошедшую Клаву, она поднимает голову, слабо