Вот и на этот раз, с трудом добившись соответствующих кондиций майорской гордости, Катерина с разочарованием уставилась в потолок, — ровно тридцать секунд, и дядя Вася, вздрогнув пару раз и хрипло застонав, придавил ее своим заметно отяжелевшим со времен их знакомства телом. Это означало, что секса больше не будет. «Ну и ладно, раньше сядешь — раньше выйдешь. Берсеньева вечером трахну». Вздохнув, она принялась выбираться из-под майора.

— Слышь, Вась, у меня вопросик к тебе один есть.

Сквозь выгоревшие занавеси в семеновскую комнатуху сочился блеклый свет быстро уходившего осеннего дня, оконные стекла дребезжали от громкого стука трамвайных колес на стыках рельсов, содрогались от надрывного рева грузовиков, — ничего не поделаешь, район такой, Охта.

Тем временем, отдышавшись, майор свесил с дивана жилистые, покрытые густым рыжим волосом ноги и, закурив «Стюардессу», по-доброму прищурился:

— Эх, Катерина. Хитра ты стала, как Лиса Патрикеевна. Я ведь и так знаю, что ты сюда не трахаться пришла. Ну, не тяни кота за хвост, излагай.

— Когда водогрей почините? Ни умыться, ни подмыться… — Катя с неудовольствием воспользовалась полотенцем и начала натягивать башуровский подарок.

Горячей воды в майорской коммуналке не было уже полгода.

— Скажи спасибо, что сортир работает. — Затушив окурок, дядя Вася подкрался к ней сзади и крепко стиснул за соблазнительные выпуклости. — Ох, не отпускал бы от себя ни на шаг! Так бы и сожрал тебя, Катька, без соли и майонеза!

— Не советую, подавишься. — Она хихикнула и, по-хозяйски воткнув в розетку электрический чайник, принялась рассказывать странную историю о Мишане Берсеньеве, которого по возвращении из Амстердама словно подменили.

— Ладно, не переживай, изменщица, будет тебе полная ясность. — Дядя Вася вытащил из ящика стола надорванную пачку с пакетиками «Липтона», печенье и бутылку «Спецназа». — Будешь?

— Не-а, я за рулем. — Катя с сожалением вздохнула и, допив чай, начала прощаться. — Так я завтра позвоню, Василий Петрович? — Она встала из-за стола и, обняв его со спины — томно, обволакивающе, — звонко чмокнула в левое ухо. — Где-нибудь после обеда?

— Угу. — Дядя Вася зажевывал водку печеньем, боясь от избытка чувств подавиться. — Позвони. Нароем на твоего хахаля с три короба.

Когда Катерина ушла, майор убрал водку подальше в стол, закурил опять, налил себе чаю. Это в койке у него получалось не очень, зато опером он был поимистым, с мертвой хваткой. Голова у него по жизни работала гораздо лучше, чем мужское достоинство.

Служил дядя Вася в «следячем выделе» лет надцать уже. Давно переболел заразной милицейской хворью, когда поначалу все кажутся преступниками, а затем, наоборот, становится привычным и родным мир уголовников. Усвоил твердо, что закон и справедливость не одно и то же. Всех окружающих подразделял на врагов, которым следовало рвать глотки, нейтральных — тех, которым абсолютно все до фени, и, наконец, друзей и ближних, заслуживавших любви и понимания. Катерина относилась к последним, потому вопросом ее майор занялся незамедлительно.

К обеду следующего дня Михаил Васильевич Берсеньев в первом приближении был у него как на ладони. Подкидыш, детдомовец. Но родная советская власть пропасть ему не дала, закончил Политех, работает на «Пластполимере» мастером. Не привлекался, не состоял, не был. Ничего интересного. Однако дядя Вася был старый опытный волчара с отлично развитым чутьем. Он скоро выяснил, что не так давно знакомый Катин проходил свидетелем по делу о «веревке», а тело опера, который пытался раскрутить его по полной, сожрали крысы в подвале берсеньевского же дома. Умер тот от сильного удара в голову, а опознали его по чудом сохранившемуся удостоверению. Но это было не все.

Третьего дня в комнате, где был прописан Мишаня, произошел взрыв, приведший к сильному пожару, — тушить выезжали аж четыре экипажа. Заявлений от хозяина пока не поступало. Раз он не труп и никуда не уезжал, то либо еще не знает о случившемся, либо не желает встречаться с теми, кто этот взрыв ему организовал.

Обстоятельства дела становились очень интересными, но майор не торопился. Самым главным в работе опера он полагал умение не делать поспешных выводов. Трудиться надо, упорно собирать информацию, когда объем ее станет критическим, факты сами сложатся в стройную цепь.

В то самое время, когда майор Семенов обстоятельно рылся в бумагах и накручивал диск телефона, Игорь Васильевич Чох не сводил глаз с экрана монитора. Мощный «Пентиум», хранящий гигантский объем справочного материала, увы, ничего не выдал. Пискнул и, пожаловавшись на отсутствие информации, вошел в режим ожидания.

Знаки, начертанные на кольце Катиного знакомого, не походили ни на одну из известных науке древних систем письменности, таких, как, например, герметическая, Гоноруса из Фив или, скажем, некромантическая. Не принадлежали они и к алфавиту магов, халдейским письменам или древнеегипетским иероглифам. Осознав, что просто так, с налету, задача не решится, доктор наук решил устроить физкультурную паузу. Он запер дверь кабинета, погромче включил «Европу Плюс» и принялся удивительно ловко втыкать с восьми шагов гвоздь-двухсотку в висевший на стене березовый кругляш. Наконец он почувствовал себя значительно лучше, выключил радио и полез в Интернет. Может, на его виртуальных просторах повезет…

Сам же владелец загадочного украшения, ни о чем не подозревая, занимался делом сугубо прозаическим: хлебал в кафе «Мотылек» украинский борщ и был всецело занят выделением желудочного сока. С полчаса назад он имел разговор с похоронным агентом, и тот его заверил, что деньги не пропали даром — «камень» уже стоит.

«Вот и ладненько. — Виктор Павлович вздохнул и переключился на куриные котлеты. — Завтра съезжу, девять дней как раз. Заодно и качество работ проверю». Он даже обрадовался, что на утро появились хоть какие-то планы: ничегонеделание утомляло хуже, чем работа до седьмого пота. Задумчиво прикончив двести граммов мороженого с шоколадной крошкой, ликвидатор запил обед гранатовым напитком и, прогулявшись немного в парке вокруг кафе, поехал к зазнобе.

— Привет, Васек, это я. Как наши успехи?

— Работаем, Патрикеевна, будет что-то конкретное, доложу.

— Может, тебе интересно, что Мишаня теперь автолюбитель? Видела, как парковался, красная «восьмерка», номер такой-то.

— Та-ак. А скажи-ка, изменщица, сегодня он у тебя?

— Поручик, вы вгоняете бедную барышню в краску.

— Понял, не дурак, позвоню завтра.

Из разговора по телефону

Для полноты картины. Фрагмент второй

…Времени у нас остается не так уж много, и мне хотелось бы затронуть вот какой вопрос. Чем глубже историческая наука изучает древнеегипетскую культуру, тем больше возникает необъяснимых фактов. Ну вот взять хотя бы для примера эпохальное открытие Говардом Картером в двадцать втором году места захоронения фараона Тутанхамона на скалистом склоне Долины царей. Вначале путь ему преградила каменная стена с нетронутой царской надгробной печатью — шакалом в окружении девяти фигур. За ней открылся длинный туннель, забитый галькой и тяжелыми камнями. После того как проход освободили, Картер остановился перед второй стеной, на которой, однако, печать была повреждена. Преодолев ее, он обнаружил две погребальные камеры, заполненные богатством, не поддающимся никакой материальной оценке. Но радость ученого была омрачена. Следы говорили, что эти камеры уже были когда-то вскрыты. Все выглядело так, будто много лет назад их разыскали, а потом, спешно покинув, замуровали первой наружной стеной. С тяжелым сердцем Картер вновь и вновь разглядывал статуи из черного дерева, которые находились в первой камере. Их головы, пояса, браслеты на руках и сандалии были покрыты позолотой. Почему они стояли около северной стены? Может, это были стражи? Что же они охраняли? Наконец было принято решение стену снести, и, когда это было сделано, новое разочарование постигло Картера. Его взору предстал огромный золотой ковчег, царская печать на двери которого оказалась нарушенной. Ученому уже было совершенно ясно, что неведомые грабители давным-давно хранилище вскрыли и обворовали. «Горя нетерпением, мы отодвинули задвижки, — много лет спустя писал он, — и распахнули створки двери так, словно их только вчера закрыли». Но саркофага там не оказалось. Вместо него Картер увидел второй ковчег, очень похожий на внешний. И тут, не веря своим глазам, он открыл, что печать с тронным именем Тутанхамона оказалась нетронутой.