Это был настоящий вихрь, усиливавшийся по мере приближения к пробитому ею отверстию, он подхватил тех из нападавших, что еще оставались живы, и вместе с обломками вышвырнул их прочь, в разряженную атмосферу Ганимеда.

Но у нее были только одни глаза, одни руки, и она не могла контролировать оба конца коридора…

Когда сзади раздался выстрел, который ледяным огнем ударил по ее телу, все, что она успела сделать, это повернуться и, посмотрев в глаза тому, кто причинил ей эту невыносимую боль, в последний раз нажать спусковую кнопку станера.

Ослепительная вспышка станерного разряда оборвала жизнь и неудавшуюся карьеру полковника Ковалева, превратив его тело в облако раскаленного пара.

Олег чувствовал себя так, словно всплывал на поверхность свинцовой реки. Ни один мускул не слушался его, зато дышалось легко и голова была ясной как никогда. Он лежал на полу незнакомого помещения, заваленного обломками. Вокруг полыхал пожар. Непроницаемые автоматические переборки отрезали разгерметизированную часть коридора, и внутри еще сохранилось достаточно кислорода, для того чтобы поддерживать огонь.

Благодаря скафандровому шлему, защищавшему его голову, едкий дым, заполнявший помещение, не мог добраться до него.

Только сейчас он понял, что лежит в этой маленькой комнате один. И, мгновенно вспомнив все остальное, попробовал произнести ее имя. Губы подчинились ему, и рация скафандра работала исправно. Об этом доложил ему крохотный огонек над смотровым стеклом шлема. Но никто не откликнулся на его вызов.

Тогда он попробовал позвать способом, которому научил ее совсем недавно, но в ответ на свой ментальный призыв ощутил лишь ледяную, пугающую пустоту. Силы быстро возвращались к нему. Олег поднялся на ноги и, выглянув в коридор, обнаружил у самого порога ее холодное тело с прожженной на спине скафандра дырой. Рядом с Илен валялся станер с полностью разряженной батареей.

Через неделю над Ганимедом завис военный корабль, принадлежавший разведкорпусу. Он обнаружил здесь лишь обломки полностью разрушенного здания тюрьмы и одного-единственного человека, оставшегося в живых на мертвой планете.

Человек этот вырубал могилу в ледяных скалах Ганимеда и не обратил никакого внимания на снижавшийся рейдер.

Новый командующий Второго космического флота землян Корсинский, несколько поспешно произведенный в контр-адмиралы после гибели своего предшественника, принял Бирсова в своей каюте на флагманском крейсере.

Рейдер доставил Олега на флагманский корабль всего час назад, и он едва успел привести себя в порядок. Впрочем, теперь его внешний вид не имел для него никакого значения. Ничто не имело значения, кроме одного, пожалуй. Он по-прежнему хотел покинуть этот злобный и кровавый мир.

Илей тоже этого хотела. Вспомнив ее, он постарался вернуть себе хотя бы внешнюю маску самообладания. Беседа предстояла нелегкая, и Олег прекрасно понимал, что она и здесь может окончиться сканированием его памяти. После внезапной потери сознания во время схватки на Ганимеде, до последнего предела использовав все возможности своего организма, он полностью утратил ментальные способности.

Ледяная немота с тех пор окружала его вместо прежнего мира, наполненного звуками, отголосками чужих мыслей, схваченными на лету образами.

Он не знал, вернется ли к нему когда-нибудь его прежняя способность слышать и контролировать чужие мысли, и в своем теперешнем положении ощущал себя совершенно беспомощным перед многочисленными врагами.

Пока все шло хорошо. Встретили его нормально, отвели лучшую каюту, накормили и позволили привести себя в порядок, прежде чем вестовой проводил его к адмиралу.

Корсинский выглядел усталым и постаревшим со встречи в Ланке, когда он завербовал Олега в разведшколу. Стремительный взлет в карьере не пошел ему на пользу, по крайней мере внешне. Держался он просто, но Олега не обманывала эта напускная простота. Слишком хорошо он знал, сколько коварства и хитрости таится за этим открытым, с широкими пролысинами лбом.

— Рад, что твой побег оказался удачным.

— Не совсем так. Агент, которого вы посылали мне в помощь, погиб. Погибли и многие другие люди.

— Война. На войне всегда бывают жертвы.

— Те, кто навсегда остался на Ганимеде, не были нашими врагами.

— Во время схватки, когда гибнут целые планеты, нелегко разобраться в том, кто на самом деле друг, а кто враг. Надеюсь, ты понимаешь, что в военное время, ради достижения определенного успеха, командование всегда готово пойти на определенные жертвы, лишь бы результат того стоил.

Сейчас ты для нас представляешь ценность большую, чем целая дивизия.

Еще один такой рейд, как тот, что закончился в небе над Аркуром, и от нас не останется мокрого места… Кстати, ты случайно не знаешь, что там все-таки произошло, на этом самом Аркуре?..

— Ничего особенного, адмирал. Ничего такого, что могло бы представлять для военного ведомства действительную ценность.

— Ты в этом так уверен?

Олег прекрасно понимал, что Корсинский знает достаточно много. Вся разведслужба Федерации работала фактически на него. Врать адмиралу было очень опасно — если он заподозрит неладное в ответе на свой внешне совсем простой вопрос, то, возможно, чаша весов перевесит, и Корсинский решит, что информация, которой уже располагает Олег, ценнее той, которую он, возможно, раздобудет на Остране. В этом случае сканирование мозга станет неизбежным, поскольку адмирал доверял только полностью проверенным и подтвержденным данным.

— Там был военный Лидянский корабль. Очень старый корабль.

— Да, я слышал о нем. Военному ведомству так и не удалось к нему подступиться.

— У них были неважные специалисты. Корабль оказался вполне работоспособным, и мне удалось его запустить.

— Что же, он оказался таким мощным, что?..

— Не иронизируйте, адмирал, мы не знаем и сотой доли возможностей Лидянской расы.

— Звучит мало правдоподобно, но хоть как-то объясняет бесследное исчезновение целого флота Рутян.

— Два корабля остались.

— А Лидянский корабль?

— Он был уничтожен.

— Тебе не кажется странным, что вот уже второй раз ты один выживаешь на целой планете. Может быть, я не все знаю о твоих настоящих возможностях?

Олег понял, что их поединок подошел к решающему моменту. И именно сейчас Корсинский решит, как поступить с ним дальше…

— Уверяю вас, адмирал, вы знаете обо мне почти все. Возможно, не знаете лишь того, что по желанию я могу прекратить работу собственного сердца. Кислородное голодание достаточно легкий способ умереть. Гораздо более легкий, чем мучения, которые испытывают люди во время сканирования мозга.