Есенин, подарив Надежде новый сборник – «Трерядницу», объясняет подруге значение этого названия: «И Есенин растолковывает мне, что есть особая техника иконописи. Изображения – сразу три – делаются на планочках, укрепленных ребром. Смотришь прямо – видишь один образ, справа поглядишь – другой, слева – третий».

Прошло столько лет, а номер дома в Хлебном все еще оставался загадкой. Уже вышла в свет моя книга «Москва в судьбе Сергея Есенина»… И вдруг случилось чудо! Экскурсовод, знаток Арбата, Роман Попов обнаружил номер дома в книге О. Киянской и Д. Фельдмана «Словесность на допросе. Следственные дела советских журналистов и писателей 1920–1930 годов». В следственном деле М.Д. Вольпина – родного брата Надежды Давыдовны. Я восприняла это событие как добрый знак: надо писать продолжение.

«В неутоленности тоже есть счастье». Возможно, в неутоленности только оно и есть?

Галина Бениславская: Два Сережки

Кривоколенный переулок, дом 14 Иверские ворота

От этой истории про рыжего лопоухого пса щемит сердце. Его судьба так же трагична, как судьба поэта, давшего ему свое имя. Оба они – человек и собака – со своим доверчивым сердцем оказались чужими в равнодушном мире людей.

Рассказ Шуры Есениной: «Однажды днем, возвращаясь с Сергеем домой из издательства «Красная новь», находящегося в Кривоколенном переулке, мы шли мимо Иверских ворот и увидели в руках молодого вихрастого парня маленького рыжего щенка. То ли от холода, то ли от страха щенок дрожал всем своим маленьким телом, озираясь, поворачивая голову, слушая непривычные для него выкрики рядом стоящих <…>.

Перепуганный щенок с удовольствием убежал бы отсюда, но сильные руки хозяина крепко держали его, поворачивая из стороны в сторону. Предлагая каждому проходящему: «Не надо ли собачку? Купите породистую собачку».

Сергей остановился. В его глазах показалась какая-то грусть. Он осторожно погладил голову и спину дрожащего щенка. Почувствовав нежное прикосновение теплой руки, щенок облизнулся, заскулил и стал тыкаться носом в рукав Сергеева пальто.

Кривоколенный переулок, дом 14 (редакция журнала «Красная новь»)

Выражение лица у Сергея моментально переменилось. Вместо грусти в его глазах и на всем лице сияла озорная улыбка.

– Давай возьмем щенка, – обратился он ко мне.

– А где же его мы будем держать-то? Ведь у нас здесь нет ни двора, ни сарая.

– Вот дурная. Да ведь породистых собак держат в комнатах. Ну и у нас он будет жить в комнате.

– А вместе с этой собакой нас с тобой из комнаты не погонят? – робко предупреждала я о возможном недовольстве нашей покупкой со стороны Гали и Кати.

Снова пробежала по лицу его тень грусти, но тут же он снова улыбнулся и стал успокаивать меня:

– Ну, если погонят, так мы его кому-нибудь подарим. Это хороший подарок. Возьмем.

И, уплатив пять рублей, Сергей бережно взял из рук парня дрожащего щенка, расстегнул свою шубу и, прижав его к своей груди, запахнул полы. Так он нес его до самого дома.

Войдя в комнату, осторожно опуская щенка на пол и по-озорному улыбаясь, он говорил: «Идем мимо Иверских. Видим: хороший щенок, и недорого. Хорошую собаку купить теперь не так просто, а это – настоящая, породистая. Смотрите, какие у нее уши».

Он был немножко неспокоен, понимая, что, живя вчетвером в одной комнате, трудно держать собаку, и, чтобы оправдать нашу покупку, торопился доказать ее породистое происхождение. Но сказать, какой она породы, он так и не мог. К его удивлению, щенка встретили дома хорошо. Все понимали, что принес его Сергей не потому, что он породистый, а просто ему было жаль щенка. Вот так и появился у нас рыжий щенок, которому Сергей даже имя свое дал, и звали мы его Сережка. <…>

Но прошло несколько дней, и Сережка стал вести себя как-то странно. Он скулил и лапами теребил свои длинные отвислые уши. Когда же стали выяснять причину беспокойства пса, то выяснилась сразу и его порода: он был чистокровной дворняжкой, а уши у него отвисли потому, что были пришиты. Долго смеялись мы над этим жестоким, но остроумным жульничеством <…>».

Рос Сережка бестолковым и веселым. С ним играли и любили его. Но вот произошел разрыв между Галиной Бениславской и Сергеем Есениным. Известно, что Галина держала пса у себя, но после смерти поэта отдала его в Тверскую область, родне своей подруги Ани Назаровой. Там начались его мытарства: его плохо кормили, на цепи он выл, бегая свободно по двору, гонял кур. Однажды, играя, откусил хвост корове. Закончил свои дни несчастный пес в Константинове. Веселый и дружелюбный, он любил всех людей. Как-то подбежал к мужчине, возвращавшемуся с охоты. Тот взял и застрелил собаку…

Перечитывая воспоминания Шуры о бедной псинке, я думала: не может быть, чтобы Сергей Есенин не вспомнил о собаке Сережке, не мог он оставить его… Ведь даже в пьяном виде он мог быть грубым и задиристым с людьми, но неизменно нежным с животными. И я нашла ответ на свой вопрос, читая книгу Л. Просвировой о Софье Андреевне Толстой-Есениной. Софья вспоминала: «В одну из наших ссор он шел с Галей по улице, купил щенка и отдал ей. Помирившись, он предложил взять его обратно и подарить мне, но я отказалась». Конечно, безалаберной псине не было места в музейной тишине. Как не было места там и самому Есенину. Галя Бениславская с радостью приняла щенка как залог того, что Есенин будет при ней. Не стало Есенина – не нужен стал и пес Сережка.

История короткой жизни щенка, купленного у Иверских ворот, кажется мне символичной…

Иверские ворота

Последнее письмо Галины Бениславской Сергею Есенину

Брюсовский переулок, дом 2А

Когда Сергей Есенин познакомился с Галиной Бениславской в ноябре 1920 года, она работала в секретариате Н.В. Крыленко.

Крыленко Николай Васильевич (1885–1938) – российский и советский политический деятель, организатор массовых репрессий. В Октябрьскую революцию – член Петроградского военно-революционного комитета. В 1917–1918 – нарком, член Комитета по военно-морским делам, верховный главнокомандующий. С 1918 года – в Верховном революционном трибунале при ВЦИК, с 1928 – прокурор РСФСР, с 1931 – нарком юстиции РСФСР, с 1936 – нарком юстиции СССР. В 1938 году репрессирован и расстрелян на полигоне в Коммунарке.

На эту должность Галине помогла устроиться ее давняя подруга – Козловская Янина Мечиславовна (1901–1970), литературный работник, позже секретарь редакции