– Маринка, держи меня, падаю, – слабо позвала я. Подруга подхватила меня, помогла сделать несколько шагов и усадила на диван. Я откинулась на спинку, потерла глаза. Стало полегче.

– Ну как? – Мой первый вопрос был по существу. – Лицо изменилось?

Маринка скептически осмотрела меня и покачала головой:

– Щеки не похудели? Горбинка на носу появилась?

– На твоей пуговице только горбинки и не хватало, – хмыкнула Марина. – Не надейся. Какой была, такой и осталась.

– Значит, не получится, – вздохнула я.

Мы немного посидели молча и погрустили каждая о своем.

– А Эзергиль у нас, – завистливо сказала я, – проведет рукой по волосам – ш-ш-шик – и новая прическа.

– Так и я умею, – проворчала Маринка. – Когда расчески под рукой нет. Давай собираться. Пятый час уже.

– Значит, так, – подвела я итог. – Слушай инструкции. Переодеваемся: ты – мной, я – тобой. Потом тридцать секунд пристально смотрим друг другу в глаза. Этого хватит, чтобы внешность переменилась – самую чуточку, но узнавать уже не будут, если специально не приглядываться. К Сашиному дому подъедем на трамвае, выйдем заранее, у кинотеатра, дальше пойдем дворами…

– А к дому будем подбираться ползком, – подхватила нахалка, – надев черные бархатные полумаски…

– Зачем же полумаски? Капюшоны на глаза надвинем, и нормально. И хватит ржать как лошадь, дело серьезное.

– Ты только вообрази! – заливалась хохотом подруга. – Выходит твой Саша из квартиры, а напротив двери – Гелька не Гелька, а что-то смутно знакомое, да еще с его собственной головой в руках!

– Честное слово, сейчас передумаю идти!

– Ладно, пошли переодеваться, а то правда уже скоро стемнеет…

Сашин дом представлял собой белую пятнадцатиэтажную башню среди целого микрорайона невысоких кирпичных домишек старой постройки (разумеется, я усматривала в этом нечто символическое). К двери в нужную нам парадную можно было подобраться двумя путями: безыскусно и откровенно приехать на трамвае, затем пройти сто метров по широкой, со всех сторон обозримой улице, или прокрасться через детский сад, вылезти из кустов метрах в десяти от двери и преодолеть расстояние одним броском. Разумеется, мы выбрали второй путь.

Всю дорогу Маринка не переставала фыркать и хихикать, чем ужасно меня раздражала. Болтая о всякой всячине и не забывая поглядывать по сторонам, мы прошлись по окрестным дворам, успешно миновали опасный, видный из его окна открытый участок – площадку детского сада и затаились в кустах, готовясь к последнему рывку. Все мои мысли были заняты одной-единственной проблемой – как бы нас кое-кто здесь не застукал – когда Маринка рявкнула мне в ухо:

– О, мысль! А может, ты ненароком вызвала демона?

– Где, кто? Какого еще демона?! – подпрыгнула я.

– Ну этого, который синий за спиной. Натуральный демон! Он тебе еще ничего не предлагал – душу там продать? Или купить?

– Блин, обменять! – разозлилась я. – Ты пойми, ни один нормальный человек не вынесет, когда его собственное создание начинает учить его жизни да еще в таком наглом тоне, а потом берет и исчезает непонятно куда. Б общем, когда он явится в следующий раз, я обернусь к нему и выскажу, что накипело!

– Не обернешься, – уверенно заявила Марина. – Сработает здоровый инстинкт самосохранения. Помнишь, как в песне? «… Хрясь – и растоптал тебя добрейший князь – князь тишины-ы-ы», – пропела она, на мой взгляд, чересчур громко. – О, еще мысль! Одна за другой! Может, это даймон?

– Кто-кто?

– Даймон. Такой призрак, типа музы, всякие умные мысли подсказывает… Из «Розы мира»… или «Имя розы» – ну нам по истории философии задавали…

– Всё, засохни, – прошипела я. – Мы на подходе. Надевай капюшон.

Я высунулась из кустов, последний раз окинула взглядом пустынную улицу, и мы ринулись на штурм парадной.

– Самое опасное место, – пыхтела мне в спину Марина. – Представляешь, сейчас… ха-ха-ха… подожди ты… он выйдет из лифта… и мы с ним столкнемся… То-то он удивится! Ой, скажет, да это ж Гелька! А что это на ней надето такое странное?

– Молчать, – злобно отвечала я, прибавляя ходу. – Я тебе это еще припомню…

Мы влетели в парадную, свернули от лифтов налево и спрятались на черной лестнице. Там на нервной почве нас разобрал смех. Мы долго хохотали, сидя на грязных ступеньках, и наш смех разносился по всему дому, будя эхо в мусоропроводе.

– Пошли наверх, – отдышавшись, скомандовала я. – Наша цель – двенадцатый этаж.

– Ого! Может, все-таки на лифте?

– Или тринадцатый, я все время путаю.

– Так который? – остановилась подруга.

– Поднимемся, вспомню.

– А номер квартиры?

– У меня на цифры плохая память.

– Ты, чучело!..

– У них такая дверь полосатая. Под дерево.

– Под деревом?

– Ой как смешно…

С подобными тупыми шутками, время от времени отдыхая, мы добрались до двенадцатого этажа. На этом мое мужество закончилось.

– Выгляни, есть там кто-нибудь? – слабеющим голосом спросила я.

Маринка глянула на лестничную площадку.

– Никого. Ну, великий час настал. Ступай, а я буду прикрывать тебя сзади.

Я качнулась вперед, но ноги отказались меня нести.

– Может, ты пойдешь?

– Дура, что ли?

Я медленно двинулась к двери. Тут у кого-то щелкнул замок, и я шарахнулась обратно на лестницу, едва не сбив с ног Маринку.

– Вот кобылища-то! – возмутилась она. – Все ноги оттоптала. Ты что, собираешься тут весь вечер прыгать туда-сюда?

Маринкины оскорбления возымели действие. Я ощутила прилив храбрости, подошла к полосатой двери, прислушалась – внутри было совершенно тихо.

– Карауль лифт, – прошептала я Маринке. – Я начинаю работать.

Маринка энергично закивала из-за лестничной двери. Я положила руку на стену, закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Перед внутренним взором как живое вставало самое прекрасное на свете Сашино лицо.

– Гелька, эй… Уходи! Оглохла, что ли?! Гелька!

Я похлопала глазами, чувствуя себя так, как будто меня внезапно разбудили. На лестнице грохотали удаляющиеся шаги Маринки. Соседняя дверь была распахнута настежь. В дверном проеме, подпирая рукой толстый бок, стояла крупная тетка и пристально разглядывала меня. В ее глазах разгорался боевой огонь.

– Наркоманы проклятые… – зловещим, сулящим бурю голосом произнесла она. – Повадились! Ничего, я милицию уже вызвала. Сейчас приедут, повяжут и в Кресты, на принудительное лечение!

– Уходи-и-и! – донесся вопль с лестницы.